отчим, и Ингвар ладожский – старший из мужчин, состоящих с ребенком в кровном родстве. А еще была русская, словенская и чудская знать Поозерья. Без Сванхейд все поначалу растерялись, но потом опомнились и заспорили: у каждого оказалось свое мнение, как править Русью, с кем мириться и торговать, а с кем ссориться и воевать.

С возвращением Бера споры закипели с новой силой. Присутствие Эскиля ему немало помогло: с тем было всего полтора десятка человек, но Эскиль держал в руках волок на Мерянскую реку, а к тому же состоял в близком родстве с владыками Силверволла и Озерного Дома. Желая и дальше иметь прибыльную торговлю с Булгаром и через него с Хорезмом, словенская и русская знать была вынуждена с ними ладить.

Уже на другой день все как-то проведали, что Бер обручен с дочерью Эскиля; девушка уже приехала, и со дня на день ждали объявления о свадьбе – только ради смерти Сванхейд требовалось, мол, выждать приличное время. Невесть какими путями через несколько дней уже все бабы Поозерья толковали на супредках, что, мол, Свандра сама и сосватала внуку эту деву, да предвидела этот брак, еще пока невеста даже на свет не родилась, и та, мол, перед смертью успела ей свой знак в руку вложить и благословение получить. «Ты уже, считай, женат!» – хрипел вполголоса Алдан, хлопая Бера по плечу. Бер только махал рукой в ответ. Он был рад увидеть Вефрид, он знал, что после смерти Сванхейд должен как можно скорее возместить урон, причиненный роду норнами, и что сама Сванхейд горячо одобрила бы его женитьбу хоть на другой день после ее погребения. Но его обет никакой женитьбы не дозволял. Бер не знал, что делать. Отказаться от брака значило бы оскорбить Эскиля и разбить сердце Вефрид, да он и сам не хотел ее потерять. Но устроить свадьбу сейчас означало бы разгневать Одина и поставить под угрозу все счастье будущей семьи.

– Сперва разберись с наследством, – посоветовал ему Ингвар ладожский – рослый, сильный, красивый мужчина чуть моложе сорока, с густыми светлыми волосами и такой же бородой. – Закончи с делами мертвых, потом придет черед живых.

Наследство Сванхейд состояло из двух частей. Сам Хольмгард и его владения принадлежали маленькому Владимиру и управлялись его родителями. Но имелось еще личное имущество Сванхейд: все конунгово хозяйство, стада крупного и мелкого скота, табуны лошадей, лодьи, множество разной утвари, в том числе серебряной, медной и бронзовой, привезенной из похода на сарацин и купленной в Миклагарде. Многочисленная челядь. Запасы товаров и жита. Ларцы серебра и мешочки золота, лари с дорогими мехами и шелковыми одеяниями. Из детей Сванхейд сейчас были в живых двое: Тородд, отец Бера, и Альдис. Альдис уже получила свою долю, когда выходила за Судимера, и ей Сванхейд оставила кое-что из одежд и украшений на память. Все основное имущество переходило к Тородду, жившему в Смолянске. Он еще не знал о смерти матери: бурлящий совет не успел сговориться о двух посольствах в разных направлениях. Но уже устанавливался санный путь, и хотя Волхов еще не встал – приметы говорили, что в эту зиму он и вовсе не встанет, – пора было снаряжаться в путь для подтверждения «мира» с Анундом. В прежнем договоре, установленном между Ингваром и Эйриком двадцать лет назад, можно было ничего не менять, но эту неизменность требовалось заново подкрепить клятвами от имени малолетнего князя. Договор предлагался Анунду на срок в пятнадцать лет – пока новый князь не достигнет семнадцати и не повзрослеет настолько, чтобы самому решать свои дела. После споров выбрали пятерых уважаемых мужей из числа словен и русов, но сам Бер собрался ехать в другую сторону – в Смолянск, к отцу.

После «нового Йоля», то есть самой долгой ночи года, оба посольства отправились в путь. Обоим предстояло одолеть три десятка дневных переходов, и назад их стоило ждать не ранее конца зимы, а то и по новой воде. Разъехались по домам Судимер с Альдис, Ингвар ладожский, малые словенские князья Поозерья. Алдан уехал вместе с Судимером, чтобы принести новости родным в Выбуты, осчастливить своим появлением жену и детей, но огорчить Уту скорой разлукой с маленьким внуком. В Хольмгарде осталась Малфа, питавшая надежду, что хотя бы к лету здесь объявится новая молодая хозяйка.

О дальнейших поисках убийц Улеба в эту пору не говорили – и без того забот хватало.

* * *

Через две с половиной девятницы Бер был в Смолянске. Проехав вдоль длинной Ловати, от Ильменя на юг, пробрался через речные и сухие участки больших волоков между Ловатью и верхним Днепром и сначала миновал Свинческ или, как его называли русы, Сюрнес, – самое старое и важное жилое место, обиталище кривичских князей и русских торговцев, сидевших здесь лет полтораста. При Ингваре тут правил варяжский князь Сверкер, отец Святославовой жены Прияны; сейчас его сменил Станибор, из кривичей. С ним Беру пришлось повидаться и коротко рассказать свои новости; понимая, что гость должен скорее поведать отцу о смерти бабки, Станибор не стал обижаться на поспешность. От Свинческа до Смолянска было всего три роздыха, и Бер прибыл туда в тот же день.

Смолянск, княжий город, заложенный лет пятнадцать назад, после того как Ингвар подчинил здешних русов и кривичей, по сравнению со Свинческом был новым, но быстро рос. Строили его и Тородд, и его младший брат Логи-Хакон, который здесь и умер семь лет назад. Был выбран красивый холм над Днепром, откуда открывался широкий вид на реку, окрестные поля и лес в отдалении. Весь у подножия холма была старше города, ее пашни подступали к самому холму. Сейчас все угодья лежали под снегом, только сенные стога немного торчали да дымовые столбы из окошек тянулись вверх. Днепр, в этих местах совсем скромной ширины, замерз и был покрыт колеями санных полозьев.

Беру повезло, что в эти дни Тородд был дома: обычно он большую часть зимы тратил на разъезды, собирая с кривичей дань для Святослава. Введенный Эльгой для древлян обычай, что жители сами свозят все положенное в свой погост, здесь еще не прижился. Тородду, среднему сыну Сванхейд, было сейчас сорок три или сорок четыре года. Жена его умерла несколько лет назад, и никто, даже Бер, не удивился бы, если бы за время их разлуки отец обзавелся новой женой – из смолянских кривичей или русов Сюрнеса, но пока такого не случилось. Тородд, невысокий и коренастый, с годами несколько огрузнел и раздался вширь, но, как сам говорил,