(то есть тем же ферзем из шахматной дилогии и Гулливером из песни «Не покупают никакой еды…»: «Себя я ощущаю Гулливером»). Но все равно у него останется чувство собственной ничтожности, поэтому в «Песне мыши» он сетует: «Ах, жаль, что я — лишь / Обычная мышъ» /4; 334/ (то есть та же пешка и лилипут), а в черновиках «Памятника» говорит: «Стала просто нормальной саженью / Моя в прошлом косая сажень» (АР-1-103). Еще через три года — в стихотворении «Черны все кошки, если ночь…» — лирический герой скажет: «Не станет мул конем / И великаном гном» (то есть пешка не превратится в ферзя, а лилипут — в Гулливера). И даже в одном из последних стихотворений — «Общаюсь с тишиной я…» (1980) — поэт повторит эту мысль: «Теперь я — капля в море, / Я — кадр в немом кино». Заметим, что мышь в «Песне мыши» тоже была «каплей в море», причем в буквальном смысле: «И вдруг — это море около, / Как будто кот наплакал, — / Я в нем, как мышь, промокла, / Продрогла, как собака».

Отсюда — желание превратиться в гиганта: «Наступаю на пятки прохожим, / Становлюсь человеко-слоном <..> Зато кажусь значительней, массивней» («Баллада о гипсе»; АР-8-176) = «Когда б превратились мы в китомышей — / Котов и терьеров прогнали б взашей!» («Песня мыши» /4; 334/).

В двух последних цитатах используется одинаковый прием: в первом случае лирический герой — человек — становится человеко-слоном, а во втором случае он выступает в образе мыши и поэтому мечтает превратиться в китолыгшь, — то есть хочет стать гигантом (слоном или китом), но при этом сохранить свою индивидуальность.

А между «Горизонтом» и «Честью шахматной короной» наблюдается еще целый ряд сходств.

В обоих случаях на гонку и на матч героя сподвигли другие люди: «Мне сказали просто в спортотделе: / “Мы решили, Сева, ты летишь! / Нас интересует в этом деле / Лишь победа и еще престиж”» /3; 388/ = «Я должен первым быть на горизонте! <.. > Меня ведь не рубли на гонку завели — / Меня просили: “Миг не проворонь ты — / Узнай, а есть предел там, на краю земли, / И можно ли раздвинуть горизонты?» /3; 137 — 138/ (последняя строка имеет своим источником стихотворение «Как тесто на дрожжах растут рекорды…», 1968: «Прыгун в длину раздвинет все границы» /2; 429/; а об автобиографичности образа прыгуна в длину мы говорили совсем недавно).

В обеих песнях отличительной чертой врагов лирического героя является черный цвет: «Но то и дело тень перед мотором — / То черный кот, то кто-то в чем-то черном» /3; 137/ = «Черный ферзь громит на белом поле / Все мои заслоны и щиты» /3; 384/. Поэтому он сравнивает их с дьяволом: «А черти-дьяволы, вы едущих не троньте!» (АР-11-121) = «Мой соперник с дьяволом на ты!» /3; 384/. Отсюда — ощущение полной беспомощности и очередное сравнение себя с шахматной пешкой в черновиках «Приговоренных к жизни» (1973): «Мы в дьявольской игре — тупые пешки» /4; 303/ (ср. в «Чести шахматной короны», где речь тоже идет о «дьявольской игре»: «Но в моей защите брешь пробита, / Дай сам дурак я дураком»[908] [909] /3; 383/). Также и в черновиках «Памятника» (1973) поэт обращается к властям, заковавшим его в гранит: «Выделялся косою саженью, / Знайте, черти!» /4; 260/.

А эти «черти» циничны: «Я знаю, где мой бег с ухмылкой пресекут» = «Он меня убьет циничным матом» /3; 383/; безошибочны в расчетах: «Кто вынудил меня на жесткое пари, / Не часто ошибаются в расчетах» (АР-3-115) = «Он играет чисто, без помарок»; и оказывают на героя давление: «Завинчивают гайки» = «Он мою защиту разрушает»; «Дорогу преградит натянутый канат.698 <…> Мне путь пересекут и скорость пресекут» (АР-3-114) = «Он прикрыл мне подступы к воротам» (АР-9-171); «Но из кустов стреляют по колесам» = «Но в моей защите брешь пробита» /3; 383/.

Поэтому промедление — смерти подобно: «Завинчивают гайки. Побыстрее'. - / Не то поднимут трос, как раз где шея» /3; 137/ = «Чует мое сердце — пропадаю, / Срочно нужно дамку провести» /3; 391/; и надо быть начеку: «И я твержу себе: “Во все глаза смотри”» (АР-3-112) = «Всё слежу, чтоб не было промашки». Вместе с тем герой знает, что враги не смогут его остановить: «Но не удастся им прервать мое движенье» (АР-3-114) = «Он меня в нокаут не положит» /3; 386/; «Ни обогнать, ни сбить себя не дам» (АР-3-112) = «Он меня не испугает шахом, / Не собьет ни с цели, ни с пути» (АР-9-169) (ср. еще в «Разговоре в трамвае» и «Прыгуне в высоту»: «Вам меня не сбить — не старайтесь»; АР-17-116; «Я в ответ: “Вам меня не спихнуть / С левых взглядов о правой ноге!”»), — и уверен в своей победе: «Вы только проигравших урезоньте, / Когда я появлюсь на горизонте!» = «И он от пораженья не уйдет!».

В этих высказываниях проявляется его характер: «Азарт меня пьянит» = «Ничего, я тоже заводной'.». Поэтому он стремится только вперед, несмотря ни на что: «Условье таково, — чтоб ехать по шоссе, / И только по шоссе — бесповоротно» /3; 137/ = «Я авангардист по самой сути: / Наступать и только наступать!» /3; 383/ (но когда лирическому герою плохо, он ведет себя иначе: «Не наступаю и не рвусь, а как-то

так» /3; 347/); «Давлю на газ, иду на преступленье / В местах, где ограничено движенье» (АР-3-114) = «Я давлю, на фланги налегаю» /3; 391/; «Я прибавляю газ до исступленья» (АР-3-112) = «Я еще чуток добавил прыти» /3; 176/.

Но, с другой стороны, в «Горизонте» герой, несмотря на азарт борьбы, говорит: «Я торможу на скользких поворотах!», — словно следуя совету боксера перед шахматным матчем: «Не спеши и, главное, не горбись».

***

Вскоре после «Горизонта» была написана песня «Тюменская нефть» (1972), которая при всей внешней непохожести также имеет с ним много общего.

Начнем с «денежного» мотива. В «Горизонте» герой говорит: «Меня же не рубли на гонку завели». А в черновиках «Тюменской нефти» читаем: «И нефть пошла

— мы, по болотам рыская / Не за почет и званье короля» (АР-2-79)[910], «Светила мне не цель в пути неблизкая, / Не титул нефтяного короля» (там же).

Данный мотив постоянно встречается в произведениях 1970-х годов: «Не только