Они приблизились к деревянной двери, запертой на железный засов. Слуга отпер ее и прошел внутрь. Воины переглянулись и последовали за ним, каждый миг ожидая нападения. Они оказались в квадратной белой комнате, где стоял стол и несколько деревянных стульев. Стол был весь завален бумагами. Эта комната настолько вросла в тяжеловесную систему дворцовой бюрократии, что Фелл невольно улыбнулся.

Открылась другая дверь, вошел рослый мужчина, в котором Фелл узнал Боаза, предводителя Тысячи. Фелл уже наметил его как следующую жертву после Бессмертного, ибо только он мог реально оспорить у Винцеров императорский трон.

Боаза сопровождали двое солдат с мечами в ножнах.

Он посмотрел на вошедших, потом кивнул Феллу:

– Фелл Эрон Ли?

– Да, господин мой.

– А это кто? – Боаз указал на Броглана.

– Это мой помощник Гарвей.

– Помощник тебе не потребуется. Его проводят наружу.

Такой поворот они, конечно же, предусмотрели. В этом случае Броглану предписывалось правдами и неправдами задержаться во дворце как можно дольше, в надежде оказаться полезным Феллу.

Тот коротко кивнул. Броглан повернулся, чтобы идти.

– Погоди, солдат, – сказал Боаз. – Для начала снимите-ка оба рубахи.

Вот тут Фелл предпочел на Броглана не смотреть. Он сбросил на пол камзол, потом снял рубашку. Броглан последовал его примеру. Слуга, приведший их со двора, самым пристальным образом осмотрел у каждого грудь и спину, вглядываясь в многочисленные шрамы. Потом перевел взгляд на Боаза и покачал головой.

– У вас много почетных отметин, – сказал Боаз, и Фелл расслышал в его голосе нотки уважения. Он, в конце концов, сам был солдатом.

Они вновь оделись. Боаз кивнул слуге, и тот вывел Броглана из помещения.

– Наши источники утверждают, что ты объявил себя сыном Бессмертного, – сказал Боаз, и его голос стал жестким.

– Никак нет, господин! – вроде бы смутился Фелл, влезая в камзол и ощущая твердую полоску спрятанного клинка. – Я – сын Льва Востока, по крайней мере так мне рассказали. Я, вообще-то, не болтаю об этом, господин. Теперь я – верный сын Города и не цепляюсь за прошлое. Однако… – тут он опустил глаза, словно бы пряча стыд, хотя на самом деле прятал полное его отсутствие, – я разок напился в одной гостинице, как раз после разгрома Приморской… ну и ляпнул, что хотел бы убраться на свою настоящую родину, потому что Городу скоро кранты. Я на самом деле ничего такого не имел в виду, господин. Так… с языка по пьяни сорвалось… Меня еще спросили, помню ли я отца. Я сказал, что не помню, я ведь родился уже после того, как Бессмертный разгромил дворец Льва. Тогда кто-то и давай смеяться и говорить, что я, верно, ублюдок Бессмертного… – Он передернул плечами. – Это, господин, пиво во мне говорило, а вовсе не я.

Боаз смотрел на него без всякого выражения.

– А потом, – продолжал молоть языком Фелл, – я о том и позабыл, но кто-то, наверное, таки донес во дворец, ну и… – Он не закончил фразу. – У меня нет никаких притязаний, господин. Совсем не важно, кто был моим отцом. Я верно служу Городу. Думается, я это доказал…

– Тем не менее ты изменил свое имя, скрыв от Города, что мальчик Эриш стал Феллом Эроном Ли.

– Это Шаскара мне подсказал, – ответил Фелл, ненавидя себя самого и клянясь мысленно сквитаться за вынужденную измену Шаскаре, если только возможность представится. – Он думал, это меня защитит.

– Сын врага Города. Друг предателя Города. Очень неплохо… – задумчиво проговорил Боаз. – Выбрать отца было не в твоей власти, солдат, но вот друзей ты выбирать мог. И твой выбор был не самым разумным.

– Шаскара стал изменником спустя много лет после того, как мы с ним расстались.

– Есть у тебя какие-то доказательства, что ты – Эриш?

Фелл покачал головой.

– Родинки какие-нибудь? Памятки от покойной матери?

– Я не цепляюсь за прошлое, – повторил Фелл.

Боаз задумался. Он был очень худым, темноглазым и темнокожим, с густой россыпью оспин на лице. Еще Фелл обратил внимание на его необыкновенно длинные пальцы, постоянно сжатые, скрюченные, словно от пыток или болезни. Боаз был легендарным воином, хотя и не выезжал в поле вот уже лет тридцать.

– Твоя слава бежит впереди тебя, – после долгого молчания проговорил Боаз. – Где ты хотел бы служить теперь, ведь Приморской больше нет?

Вот когда Фелл встал в тупик. На сей счет он совершенно не думал, ибо не предполагал выжить.

– Пойду, куда пошлют, – ответил он невозмутимо.

И его опять повели лабиринтами коридоров. Фелл шел за Боазом, сопровождаемый двумя стражниками, и раздумывал о том, какими соображениями мог руководствоваться полководец. Как говорили, он был беззаветно предан императору. Однако, если не станет Бессмертного, он будет в числе первейших претендентов на трон. По планам Мэйсона, императором предстояло сделаться Марцеллу. Но Винцеры были со своим императором одного поля ягода, быть может, ничуть не лучше его, если не хуже. Сколько они ни беседовали с Мэйсоном, Фелл так и не вытянул из него ни полслова о том, кем он, Мэйсон, считал Высших. Лишь иногда он называл их «не совсем людьми», а то и вовсе «нелюдями». Сказал разок, что они – демоны. Чаще всего вопросы Фелла раздражали его, и он попросту сворачивал разговор, заявляя: «Высшие умирают от удара меча, как все люди. Как все простые люди…»

Фелла грызли смутные сомнения относительно заговора, в который он ввязался, но в одно он твердо верил: император не переживет сегодняшнего дня. И в этом состоял его, Фелла, первый и единственный долг. Если он преуспеет, потом предстоит принять много важных решений. Но это будет уже не его задача.

Фелл возблагодарил богов за то, что он и Броглан сообразили избавиться от клейма. Срезали вместе с кожей, заменив уродливыми рубцами, словно бы полученными в недавней ножевой драке. Мэйсон рассказал Феллу, что дворцовые чиновники разведали о клейменых, но не проникли в смысл выжженных отметин. Теперь Фелл гадал, додумался ли Рийс скрыть клеймо. Что ж, будем надеяться…

Они вошли в пределы зеленых стен Цитадели и двинулись широким, довольно круто поднимавшимся коридором. На дальнем конце позолотой на малиновом фоне сверкала дверь. Ее охраняли двое из Тысячи. Фелл посмотрел на них и решил, что здесь вход в какое-то важное место: куда попало тысячников на стражу не ставили. Он повел плечами, зримо представляя маленький нож, упрятанный на боку… его вес… ощущение рукояти в ладони…

– Зал Императоров, – объявил Боаз, отступая в сторонку.

Фелл огляделся. Они стояли в просторном чертоге, выстроенном в форме вертикального цилиндра, круглого и глубокого. Они вошли в этот цилиндр у самой макушки. По изогнутым стенам широкой спиралью вилась лестница, покрытая алым ковром. Освещенная сотнями факелов, она плавно сбегала к полу, красному и блестящему, точно свежая кровь. Здесь, в сердце дворца, витало ощущение жути. Оно окутало Фелла, точно смрадное, душное одеяло. Думать сделалось невозможно. Он тряхнул головой, надеясь избавиться от скверного чувства… и тотчас ощутил начатки головной боли. Осторожно вдохнув, он почувствовал вонь – пахло, как в склепе, который не открывали несколько веков. Желудок немедленно взбунтовался. Пришлось бороться с мощнейшим позывом тотчас бежать из этого места.