Потом раздался крик, кто-то отдал приказ, и сражение стихло. Элайджа со страхом поднял глаза. Почему они замерли? Что, все кончено? Вот расступились солдаты, и в комнату вошел человек. Элайджа увидел: он был одет как знатный вельможа и не имел при себе оружия. Уж не император ли это?

– Последние из предателей, – с удовлетворением сказал вошедший.

Он улыбался так, словно был чем-то очень доволен. Элайджа даже почувствовал, как успокаивается бешеный ритм сердца. То, что говорил вошедший, выглядело разумным.

«Предатели? – подумал Элайджа. – Кто тут предатели?»

* * *

Индаро покосилась на Элайджу. Отметила опытным взглядом сломанную руку. Мальчишка он хрупкий: наверняка не сможет дальше идти. Надо бы ему сделать для руки косынку – уж это-то он, поди, знает? Потом она вспомнила: да это же его самый первый бой, прежде он сражений даже не видел. Откуда ему знать, что такое раны? Ладно, она потом о нем позаботится.

Она была очень спокойна. Каким тяжелым стал меч… Индаро опустила руку и увидела, что Гаррет сделал то же. Воины в черно-серебряной форме вытирали оружие и убирали его в ножны. Кто-то выводил наружу раненых товарищей, другие осматривали многочисленных убитых. Битва была кончена. Осталось навести порядок.

Человек, стоявший посредине, посмотрел на Гаррета:

– Как твое имя, солдат?

– Гаррет, – ответил тот, и взгляд черных глаз сместился дальше, не выказав интереса.

Индаро почувствовала, что должна немедленно что-то сделать, что-то сказать. Имелась некая причина, по которой они здесь оказались, но она ее не помнила.

– Я – Индаро Керр Гильом, – хрипло выдавила она. Голос звучал точно заржавевший от долгого молчания. – А ты кто?

Его брови поползли вверх.

– Марцелл Винцер, – сказал он. После чего добавил: – Не сестра ли ты Рубину?

Она кивнула, больше не пытаясь завести разговор. Как здорово: этот человек знал Рубина. Может, даже встречал его. Бой кончился, она была очень спокойна и испытывала благодарность к этому человеку, решившему все прекратить. Из-за чего дрались? Она не могла вспомнить. Посмотрела на мертвых и умирающих и решила: не иначе из-за какой-нибудь чепухи…

– Значит, это твой отец затеял вашу обреченную вылазку! Я-то думал, он от подобного уже отказался…

Индаро нахмурилась.

– Нет, – сказала она и подумала, что он был кругом не прав. Желая объяснить ему его заблуждение, она уже собралась рассказать все как есть про Мэйсона и Джила Райядо, про Фелла и полководца Шаскару, но тут в комнату вбежал солдат:

– Государь!

Марцелл повернулся к нему. Индаро заморгала и потерла глаза. Потом перехватила меч – медленно, словно пробуждаясь ото сна.

– Бессмертный! – крикнул солдат. – На него напали! В зале Императоров!

Вельможа тотчас направился к выходу из зала.

– Марцелл! – окликнул начальник солдат. – Этих троих куда, на допрос?

– Нет. – Вельможа приостановился. – Просто отпустить. – И вышел.

Воинство в черном и серебре потянулось за ним. Индаро смотрела, как закрывается за ними дверь. Когда с той стороны стукнул засов, она озадаченно повернулась к Гаррету…

Последняя армия петрасси расположилась южнее Города, в предгорьях величественного хребта под названием Стена Богов. Если бы военачальники надумали скрыть двадцатитысячное воинство от постороннего глаза, они бы вполне в том преуспели, ибо после полугода на одном месте, да большей частью под проливными дождями, армейская стоянка практически слилась с окружающей местностью. Серо-бурые точки людей, палаток, лошадей и припасов почти невозможно вычленить среди земляных осыпей, скал и кустарника. Некогда здешние холмы стояли роскошно одетые дубравами и буковыми рощами, но вечный голод Города давно уничтожил весь лес, оставив где почти непроходимые заросли кустов и подлеска, где голые камни. Малиновый орел, беспечно паривший среди дождевых туч, мог бы и не заметить войско, разбившее лагерь на склонах. Другое дело, он наверняка услышал бы шум, производимый двадцатитысячным скопищем, даже в ночи.

И конечно, орел наверняка уловил бы запахи. Между передовыми порядками окопавшейся армии и южными равнинами Города валялись тысячи истлевающих тел – немые и страшные свидетельства усилий Города, стремившегося отвоевать у петрасси жизненно важные территории. Однако захватчики, невзирая на тяжкие потери, с угрюмым упорством отстаивали занятое. Так что армии Города, выдохшиеся и отчаявшиеся, были вынуждены отойти назад, под прикрытие каменных стен.

Время близилось к полудню. Утро занялось, по обыкновению, хмурое и дождливое. В срединной части лагеря в палате сидел человек и писал при свете фонаря. Хейден Ткач, предводитель последней великой армии, противостоявшей Городу, ежедневно сочинял письма жене. Порой – совсем короткие, торопливые; простые записки, долженствовавшие лишь показать, что он еще жив. Но зачастую, вот как сегодня, он использовал выдавшееся время, чтобы поведать милой Анне о событиях предыдущего дня, о сплетнях среди молодых военачальников и даже о развертывании войск; он особо заботился о том, чтобы письмо, написанное сегодня, не отправлялось раньше завтрашнего утра. Еще не хватало, чтобы жене сообщили о его гибели, а следом прибыло жизнерадостное послание, отосланное накануне!

На лист толстой писчей бумаги шлепнулась крупная капля, и Хейден выругался. Снял очки, посмотрел вверх и выругался снова. Материал, из которого был сделан шатер, оказался до того крепким, что наверху благополучно собралось целое озерко дождевой воды, а матерчатый потолок провис самым угрожающим образом. Полководец встал, взял свой меч, убранный в ножны и пристегнутый к поясу, и подпер рукоятью ткань потолка, чтобы разогнать воду. Снаружи тотчас послышались возмущенные голоса, ругань… Хейден улыбнулся, настроение сразу улучшилось. Вновь сев к столу, он поставил подпись, привычно увенчал ее росчерком и поднес письмо к теплу фонаря – просушить.

Шевельнулся входной клапан шатра. Широко улыбаясь, вошел брат полководца.

– Молодец, – похвалил Мэйсон. – Ты насквозь промочил Пьетера Арендта с подручными.

Они улыбнулись. Две семьи связывала долгая история, полная соперничества.

– Многовато у него развелось подручных, – сказал Хейден.

Мэйсон закашлялся.

– Тут, внутри, воздух дурной, – пожаловался он. – Светильник коптит.

Хейден только буркнул в ответ. Мэйсон подошел к столику в стороне и налил вина. Отпил хороший глоток, чтобы промочить горло, сел на складной матерчатый стул, поудобнее вытянул ноги и стал смотреть, как его брат сворачивает и запечатывает письмо.

Дождавшись, чтобы Джил Райядо уехал с Феллом и прочими из Старой Горы, Мэйсон Ткач собрал свои небогатые пожитки, сел в седло и в одиночку направился на юго-запад. Он ехал ночами, пробираясь через занятые противником земли, пока не достиг Одризийского гарнизона возле горы Гаргарон. Там он провел два нескончаемых дня, попросту убивая время, пока местный военачальник не подтвердил его личность и с благопожеланиями не отправил дальше, в Петрасскую армию, окопавшуюся в десяти лигах к югу.