Он сложил руки и огляделся.

– Оберштурмбаннфюрер уже едет сюда со своим штабом. Я хочу, чтобы вы все присутствовали, когда я официально передам руководство ведомством.

* * *

Наконец-то эти омерзительные выходные закончились. Большую часть из двух дней она провела на ферме Ашенбреннеров, чтобы выплакаться Мари. Артура она видела только мельком, когда принесла ему обед, чем удивила его, но потом у нее не возникло настроения для любовных утех и жарких поцелуев, не говоря уже о других вещах, и под каким-то предлогом вскоре попрощалась. Мари терпеливо выслушала ее и была с ней абсолютно согласна в отношении поведения ее родителей, но тут Хелена заметила, что подруга забеспокоилась, – ведь работа на ферме никогда не заканчивалась, а животные не знали выходных, поэтому она попрощалась и еще долго каталась на велосипеде по окрестностям, предаваясь своим мыслям, просто чтобы не возвращаться домой.

Как же хорошо было снова сидеть перед своим компьютером. Компьютер не обманывал, ничего не скрывал и не ломал комедию. Если он делал что-то не так, то потому, что ему дали неверную команду: отношения, с которыми можно смириться.

А потом она включила устройство и обнаружила приятный сюрприз – доктор Данцер отменил совещание, назначенное на девять часов. Сложились непредвиденные обстоятельства, о которых он не распространялся, но, в любом случае, сегодня он не придет.

Тем лучше, сказала себе Хелена. Будет возможность спокойно и тщательно поискать местонахождение ее подруги Рут.

Положила пальцы на клавиши… и в нерешительности замерла. Подняла руки, сложила их перед губами, выдохнула сквозь них теплый воздух, выглянула в окно. Немного жаль, что доктор Данцер не пришел, чтобы продолжить совместное изучение поведения системы ТПИО. Пролистала полицейские запросы, которыми, как сказала фрау Фелькерс, займется кто-то другой, но они до сих пор лежали в ее лотке.

Затем вышла в туалет и, пока мыла руки, поняла, что колеблется, потому что боится того, что найдет.

Но решение уже принято. Она вернулась в свой кабинет, создала новый, пустой запрос и начала печатать.

Что хранилищам данных известно о Рут Мельцер, родившейся 19 мая 1921 года?

Первое, что нашла Хелена, – счет сберегательной книжки Рут. Он был открыт 27 мая 1921 года, начальная сумма составляла пять марок; 5 сентября 1924 года переоформлен в рейхсмарках, которые были введены после высокой инфляции. Первоначальная сумма на счету, конечно, обесценилась, но кто-то внес одну рейхсмарку, и с тех пор в каждый день рождения на счету появлялось еще по одной рейхсмарке, вплоть до 19 мая 1932 года. А 5 апреля 1933 года счет, на котором лежало 11 рейхсмарок 57 пфеннигов, был закрыт.

В тот же день в таможенные таблицы внесена информация о пересечении границы с Нидерландами Филиппом Мельцером, Хертой Мельцер-Оровиц и их дочерью Рут Мельцер.

На этом всё.

По крайней мере, в хранилищах данных, к которым она могла обратиться со своим обычным уровнем доступа.

Хелена откинулась на спинку кресла, потерла лицо обеими руками, задумалась. Это не оставит ее в покое. Да, раньше она откладывала подобные вылазки до позднего вечера, но ведь ничего такого не случалось, не так ли?

Она встала и заперла изнутри дверь кабинета. Вновь села за компьютер, повысила уровень доступа до максимально возможного и набрала:

* * *

Так вот о чем шла речь. Совсем не о его награде. Очевидно, о ней и вовсе забыли.

Может быть, Гитлер просто так об этом сказал.

Леттке почувствовал, как что-то внутри него, что уже и так было нестабильно, надломилось и рухнуло. Странный холод распространился по его телу, в груди кольнуло в районе сердца, но и в животе тоже – ощущение, будто его кровь постепенно начала замерзать. Ему казалось, что он слышит, как внутри потрескивают первые кристаллы льда.

– Понимаю, – сказал он, а может, и не сказал, потому что никто, похоже, не заметил или не обратил внимания. Возможно, он лишь пошевелил губами, не издав ни звука.

А внимание привлек другой звук: стук в дверь. Все посмотрели на нее, Адамек крикнул – громко, чтобы было слышно через обитую кожей дверь:

– Да-да, пожалуйста.

Ручка осторожно опустилась, дверь медленно отворилась, просунулась голова секретарши.

– Герр Адамек, – произнесла она голосом, выражающим панику, – тут господа из Берлина…

– Пусть войдут, – сказал Адамек.

В следующее мгновение дверь резко распахнулась, и вошел мужчина, грубо оттесняя секретаршу в сторону, мужчина в черном мундире СС, зажав кепку под левой рукой. Прошел в середину помещения, прогремел каблуками черных кожаных сапог, резко вскинул в воздух правую руку и проревел:

– Хайль Гитлер!

Удивленные мужчины и женщина, сидевшие за столом, поприветствовали его в ответ, но по сравнению с его идеальным представлением их приветствие выглядело слабо и посредственно.

– Оберштурмбаннфюрер Шнайдер, – представился мужчина, на лице которого особенно выделялся мощный подбородок, который нельзя было назвать просто угловатым. – По приказу фюрера я беру на себя руководство Управлением национальной безопасности. – Вытащил конверт и протянул его вперед: – Вот письменное распоряжение. Кто из вас Август Адамек?

– Это я, – сказал Адамек, направляя свое инвалидное кресло в сторону новоприбывшего.

Леттке заметил, как у того поднялась бровь, когда он увидел Адамека в инвалидном кресле. Малейший, но явный жест отвращения. Неужели ему не сказали заранее, что начальник НСА в инвалидном кресле?

Эсэсовец тут же взял себя в руки, вручил Адамеку конверт и наблюдал, как тот его вскрывает и изучает документ. За ним протиснулись другие эсэсовцы, в том числе три женщины, чьи воротнички выдавали их принадлежность Компьютерной дивизии. Все три блондинки, их волосы были заплетены в косы, замысловатым образом сложенные на голове, и они осматривали присутствовавших холодными глазами. Могли бы быть сестрами, подумал Леттке.

– Да, – сказал Адамек, ознакомившись с документом, – соответствует электронному письму, которое я получил.

– Хорошо, – сказал оберштурмбаннфюрер. – Значит, всё в порядке. Могу я попросить передать ключи и пароли?

– Проект, указанный здесь в качестве причины, – сказал Адамек, помахивая приказом фюрера, – «Молот Тора» – вам известно, о чем речь?

Эсэсовец покачал головой.

– Только то, что он совершенно секретен. – Он требовательно протянул руку, но не повторил свою просьбу.

Адамек вздохнул, сложил письмо, объехал вокруг своего письменного стола, открыл ящик, достал толстый коричневый конверт и вручил его оберштурмбаннфюреру. Было слышно, как внутри гремят ключи, вдобавок Адамек передал и связку ключей, которую держал в руке.