— Кому продала?

— Зубному врачу. Фамилию, она, естественно, у него не спрашивала. Дантист этот работает в поликлинике, но имеет зубоврачебное оборудование и у себя дома.

— Приметы врача выяснили?

— Конечно… Вот такие, Игорь Андреевич, пироги, — вздохнул капитан. — Сегодня хочу продолжить нашу беседу со Сторожук.

Чикуров уточнил, на что Журу следовало бы обратить особое внимание и какие вопросы интересовали следствие в первую голову. Жур пообещал «выжать» из Сторожук нужные сведения.

После разговора с Виктором Павловичем Чикуров поехал в Тушино, где проживал Скворцов-Шанявский. Свой принцип как можно больше узнать о человеке, прежде чем его допрашивать, Чикуров решил выдержать и на этот раз, а поэтому прямиком направился в отделение милиции.

Участковым инспектором, на чьём участке находился дом профессора, был молоденький лейтенант, по всей видимости, недавний выпускник высшей школы милиции, Зиятдинов Карим.

«Откуда у этого потомка Чингисхана такие рыжие волосы и голубые глаза?» — подивился Игорь Андреевич, знакомясь с ним.

Вообще-то следователь предпочитал иметь дело с опытными участковыми, со стажем. И участок знают хорошо, и с полуслова улавливают, что именно требуется следствию. Но на нет, как говорится, и суда нет.

Но когда Чикуров разговорился с Зиятдиновым, лейтенант поразил его обстоятельным и серьёзным отношением к своей службе. Что же касается людей, проживающих на вверенной ему территории, то голубоглазый татарин был весьма даже осведомлён о многих. Правда, его больше волновали пьяницы, дебоширы, тунеядцы, неблагополучные семьи и находящиеся на учёте в милиции малолетки.

— Погодите, погодите, — сказал Зиятдинов, когда зашёл разговор о Скворцове-Шанявском. — По-моему, он не является пайщиком ЖСК. — Он полистал свой блокнот в красивой пластиковой обложке. — Точно! Владельцем сорок третьей квартиры является Митрошкин Г.Д. Скворцов-Шанявский прописан там временно.

— А кто такой Митрошкин? — спросил следователь.

Выяснилось, что Митрошкин был старшим научным сотрудником какого-то академического института. Сам он живёт у жены, дочки академика, которой от отца досталась четырехкомнатная квартира.

— А у Митрошкина сколько комнат?

— Три, — ответил участковый и добавил: — Сорок восемь Квадратных метров.

«Мне бы такую!» — с завистью подумал Игорь Андреевич. Вспомнив свои тесные, словно бы рассчитанные на лилипутов, апартаменты с крошечной кухней и совмещёнными ванной и туалетом.

Зиятдинов как будто прочитал в его глазах эту тоску.

— Вот так и получается, одни ютятся по пять человек в комнате, а у других пустуют хоромы, — заметил он со вздохом. — Когда уже наведут порядок?

— Но это же кооператив, — развёл руками Чикуров.

— А в государственных, вы думаете, дела обстоят по-другому? — усмехнулся лейтенант.

Зиятдинов предложил зайти в дэз, обслуживающую ЖСК, в котором снимал квартиру Скворцов-Шанявский. Там порекомендовали Чикурову обратиться к пайщице того же кооператива, которую назвали тётей Фаней — она была самым осведомлённым человеком в этом доме. Одинокая, имеет только кошку, которая неотлучно находится рядом с хозяйкой. Но самое главное — тётя Фаня подрабатывает к пенсии вахтёром в своём ЖСК. Сутки дежурит, трое отдыхает. Но даже в свободное от дежурства время сидит возле вахтёрской будочки или на скамейке у подъезда. Словом — бессменный часовой, все видит и все знает.

Игорю Андреевичу всегда были не по душе такие скамеечные кумушки, но другого источника информации пока не имелось и пришлось согласиться на тётю Фаню.

Её пригласили в дэз. Она явилась со своей кошкой. Раскормленный беспородный мурлыка проспал у неё на руках весь их разговор.

— Валерий Платонович? Как же, как же, знаю! — буквально засветилась тётя Фаня при одном только упоминании о профессоре. — Интеллигентный, культурнейший человек. А воспитание! Всегда остановится, справится о здоровье. И учёный крупный! Персональный пенсионер всесоюзного значения, а все равно продолжает трудиться на благо нашего общества.

По словам вахтёрши, у Скворцова-Шанявского часто бывали люди. Наверное, тоже учёные. Одеты хорошо, подъезжали на своих «Волгах» и «Жигулях». Зарубежные гости тоже иной раз посещали: подкатывали на иностранных автомобилях. Очень чтили профессора, потому что многие являлись с подарками.

— Из чего вы это заключили? — спросил следователь.

— Так ведь совсем нетрудно догадаться, — пожала плечами тётя Фаня. — Приходят с коробками, сумками, свёртками, а уходят — без. Значит, оставляют у того, к кому идут.

— Логично, — улыбнулся Игорь Андреевич и спросил, что она может сказать о Сторожук.

— Вы имеете в виду Орысю-хохотушку? — уточнила вахтёрша. — Да, она жила у Валерия Платоновича, по-моему, с мая месяца. Что и говорить, красавица!

— Как представил её Скворцов-Шанявский?

— Ассистенткой, — ответила тётя Фаня и, бросив на следователя лукавый взгляд, иронично улыбнулась. — Ну, я сделала вид, что поверила. Но мы же не дети! Я уверена, Орыся была его гражданской женой. И ради бога! Валерий Платонович ещё вполне и вполне! И эта Орыся, прямо скажем, не восемнадцатилетняя девушка.

Дальше она рассказала, что профессор со своей «ассистенткой» в конце сентября уехали на юг на машине Скворцова-Шанявского, а вот вернулся Валерий Платонович один.

— Когда? — спросил следователь.

— Недели три назад, — подумав, ответила вахтёрша. — Может, чуть раньше…

«Значит, числа двадцать пятого — двадцать седьмого октября», — прикинул Чикуров и поинтересовался:

— А что он сказал насчёт Сторожук, где она?

— Сказал, что Орыся в спецкомандировке… Да, — вдруг что-то вспомнила тётя Фаня. — Перед самым приездом профессора его очень настойчиво спрашивал один мужчина.

— Какой мужчина? — насторожился Чикуров.

— Я его раньше не видела. Выше среднего роста, лет под пятьдесят. Лицо интеллигентное. Несколько раз приходил, спрашивал Валерия Платоновича. Видимо, очень уж ему нужен был профессор. В тот день, когда Валерий Платонович вернулся с курорта, этот человек ждал его на улице. На дворе холодина, и я пригласила мужчину в подъезд. Буквально через полчаса подъехал Валерий Платонович. Но знаете, — тётя Фаня зачем-то понизила голос, — по-моему, профессору была не очень приятна эта встреча.

— Да? — заинтересовался следователь. — А почему вы так считаете?

— Валерий Платонович как-то растерялся, засуетился и, кажется, даже побледнел. Они поднялись на лифте, а приблизительно через час тот человек ушёл. А профессора я увидела лишь через день. Почему-то в тёмных очках, и полоска пластыря на лбу. Он хотел прошмыгнуть мимо меня, но я спросила, что с ним такое? Валерий Платонович смутился, сказал, что поскользнулся на улице, упал. Я посочувствовала, но даю голову на отрез: он говорил неправду.