— Никто за нами не следит.

— Следят, следят. Им известно, где я была, Сайласу и его агентам. Миссис Первиенс — одна из них.

— Мама, миссис Первиенс ничей не агент — и уж точно не агент нашего врага. Разве не помнишь, как мы с ней познакомились через мисс Квиллиам?

Матушка содрогнулась:

— Это она нас выдала!

— Ничего подобного, — запротестовал я. — Я тебе уже объяснял.

— Да-да! — кричала матушка. — Я видела ее в доме миссис Первиенс. Разряженную в пух и прах. На деньги нашего врага!

Я понял, что спорить с нею в ее нынешнем состоянии бесполезно. В то же время я задумался, кто из нас прав: что, если мисс Квиллиам и миссис Первиенс участники широко разветвленного заговора против нас? В конце концов, и Биссетт, и мистер Сансью или Степлайт, и миссис Фортисквинс, и даже Стивен Малифант (за ним, правда, не числилось никакой вины) оказались тем или иным образом вовлечены в интригу, происхождение и цель которой были от меня скрыты.

— Нам нужно от них отделаться, — вскрикнула матушка и пустилась бежать.

Мне оставалось только побежать следом, и она схватила меня за руку.

Словно бы имея перед собой определенную цель, она свернула в темный переулок. Он не был вымощен плитами, ноги скользили на мокром булыжнике.

— Нам нужно остерегаться, — сказал я. — Тут, на улицах, есть много других опасностей.

Она до боли сжала мою руку.

— Наш враг — вот главная опасность, остальное ерунда. В самом конце темной улочки матушка, то ли устав, то ли забыв глядеть под ноги, поскользнулась и упала на мокрые камни; мою руку она при этом выпустила.

Я помог ей подняться и поддержал. Мне бросилось в глаза, что я почти уже сравнялся с нею ростом.

— Мама, нам ничто не грозит, кроме голода и усталости. Пора поискать еду и ночлег и где бы укрыться от холода и дождя. Нужно спросить дорогу в спитафилдский работный дом.

Она смерила меня диким взглядом:

— Ты ничего не понимаешь. У Сайласа повсюду шпионы. Если мы туда явимся, он нас найдет.

Тут я сообразил, почему она боялась идти в работный дом и даже, как рассказывал мистер Эдваусон, скрывала, к какому приписана приходу: это чтобы ее не нашел враг.

— Но нам нужно куда-нибудь пойти, — возразил я.

— Джонни, все, о чем я забочусь, это чтобы ты был цел, Моя жизнь не в счет. Себя я теперь ненавижу.

— Нет-нет. Не говори так.

— Быстрей, или они до нас доберутся.

Мы снова побежали, и снова я едва за ней успевал.

Как долго мы гонялись по улицам, не знаю; матушка тои дело оглядывалась и словно бы даже не замечала, бегу лия следом или отстал. Вокруг мелькали немощеные проулки, темные дворы с вонючими кучами шлака, ярко освещенные улицы, где, несмотря на поздний час, народ толпился вокруг торговых палаток, — я уже не пытался определить, куда нас занесло. Однажды мы забрели в тупик, и матушка ринулась назад вконец перепутанная, словно спасаясь из ловушки…

Наконец она упала, на этот раз от изнеможения.

Испытав чуть ли не облегчение, я поднял ее на ноги — без поддержки она не могла стоять. Только тут я заметил, как она переменилась, и внутри у меня все сжалось. Как мог я вообразить, что она хорошо выглядит? Просто она стала выглядеть моложе, потому что, с тех пор как мы расстались, еще исхудала.

Недавнее лихорадочное возбуждение уступило место вялости, глаза словно бы смотрели в разные стороны. В свете уличного фонаря она рассматривала меня настороженно, как незнакомца.

Потом лицо ее прояснилось, губы тронула улыбка.

— Питер? — спросила она. — Это ты?

— Нет, мама, это Джонни, — отозвался я, но она как будто не слышала.

— До чего же долго тебя не было, Питер. Бросил меня совсем одну, как тебе не стыдно. Я так тревожилась, так дрожала.

Она вытерла рукавом рот, и рукав окрасился чем-то темным.

— Ты кашляешь кровью, — произнес я.

— Кровью! — Она отпрянула и уставилась на меня испуганно. — Чьей?

— Прежде с тобой такое бывало? — раздраженно спросил я.

— Что же, — начала она боязливым шепотом, — это его кровь?

Ветер и дождь стихли, но я знал, что непогода всего лишь сделала передышку, готовясь к новому, еще более жестокому натиску. Матушке как можно скорее требовались отдых и кров. Оглядев улицу, я заметил шедшего нам навстречу работягу.

Остановив его, я спросил:

— Скажите, пожалуйста, что это за место?

— Филд-лейн.

В голове всплыли смутные воспоминания об этой части Лондона.

— Это поблизости от Хаттон-Гарден?

Он кивнул.

— И от Митра-Корт? — Мне припомнилось, как миссис Сакбатт (дружелюбная женщина, которую мы встретили, когда искали Дигвидов) говорила, что в этом месте можно за сущие гроши найти приют.

Прохожий смерил меня любопытным взглядом:

— Ну да, если вам туда хочется.

— Не хочется, да нужно, — вздохнул я.

— Питер, — проговорила внезапно матушка. — Я потеряла твой медальон. Ничего не могла поделать.

— Неважно, не думай об этом, — отозвался я.

— Для меня важно. Я только об этом и думаю. Но я не осмелилась туда вернуться.

Встречный заметил:

— Она еле держится на ногах. Это ваша матушка?

Я кивнул.

Он указал в ту сторону, откуда шел.

— Идите до конца этой улицы, потом повернете на Хол-борн. Через два шага свернете на Или-Плейс, слева, между домами, увидите проход. А что вам там нужно?

— Сухое местечко, чтобы матушке переночевать, за пенни или два. Найдется там такое?

— Почему бы и нет. Кто хозяин тех домов, никому не ведомо, но за плату вас кто-нибудь впустит, уж будьте уверены.

— Я боялась твоего отца, — не замолкала матушка.

Прохожий сочувственно покачал головой.

— Похоже, у хозяина вашего нрав не из легких? А друзей у вас разве нет? И за душой ничего?

— Друзей никого, да и пенсов раз-два и обчелся, — ответил я.

— Похоже, гроза собирается. У вашей матушки вид совсем больной, у вас в приходе ее наверняка возьмут на несколько дней в лазарет или в работный дом. Не хотите туда пойти?

— Нет, она боится.

— Тогда ваша последняя надежда — Митра-Корт. Но место это нехорошее. Никому нельзя верить. — Он сунул руку в карман. — Я без работы, да и семью кормить надо, но вам, вижу, хуже приходится.

Он вынул из кармана пенни и задумчиво на него уставился. Быстро достал еще один, втиснул мне в ладонь и поспешно зашагал прочь.