class="v">Деревья старые растут густою чащей,

Щебечут птицы на вершинах темных,

А за мостом нашли приют укромный

Опрятные и светлые жилища —

Благой приют, отшельников достойный.

И лишь одна из хижин, пусть немножко,

Всеобщий вид приятный нарушает:

Ее разбитые оконницы зияют.

Монах почтенный, заглянув в окошко,

Увиденным был изумлен немало:

Четыре девы красоты небесной

Сидели и прилежно вышивали.

Под их перстами цвел узор прелестный

Из фениксов и птиц Луань чудесных.

Нигде не было ни одного мужчины, а в окнах виднелись четыре девушки. Танский монах смутился и, не смея войти, остановился как вкопанный. Затем он быстро шмыгнул в чащу деревьев и стал рассматривать девиц.

Все четверо на вид жестокосердны

И несравненно хороши собою.

Поднявши бровки тонкие дугою,

Над вышиваньем трудятся усердно.

Полны очарованья их движенья,

И губки, глянцевитые, как вишни,

И личик своенравных выраженье,

А волосы, причесанные пышно,

На лоб спускаются красивой челкой.

Сияют девы прелестью весенней

И свежестью такой, что даже пчелки

При виде их могли бы сбиться с толку,

Приняв девиц за лилии в цветенье.

Танский монах простоял добрых полчаса и убедился, что кругом все тихо и безмолвно, не слышно даже ни петухов, ни собак. Размышляя, Танский монах решил: «Если я не выпрошу подаяния, мои ученики засмеют меня: скажут, взялся быть нашим наставником, а не сумел выпросить подаяния; как же мы с таким учителем предстанем перед Буддой?»

Не зная, что придумать, Танский монах все же позволил себе некоторую вольность: направился к мосту и, пройдя несколько шагов, увидел среди домов, крытых соломой, разукрашенную деревянную беседку, возле которой играли в мячик154три девицы. Они совсем не были похожи на тех четырех.

Широкие взлетают рукава,

Колышутся расшитые подолы…

Широкие взлетают рукава,

Когда же плавно ниспадают долу,

То пальцы нежных рук виднеются едва

Из-под их складок, пышных и тяжелых.

Колышутся расшитые подолы,

Являя ножки малые. Они

Красой своею лотосу сродни,

И движутся или стоят на месте,

Их вид пленительный воистину чудесен.

С каким искусством мячик принимают,

С какою резвостью его обратно посылают,

Об этом трудно даже рассказать!

Взгляните: вот одна из милых дев,

Своею ножкой мяч легко поддев,

Его толкает так, что он, как будто птица,

Взмывает вверх и к небесам стремится,

К земле, однако, возвращается опять!

Другая же прелестная девица,

Не побоясь нисколько оступиться,

Мячу проворно преграждает путь

Прыжком таким, что им бы было впору

Перескочить с налета через гору

Иль через океан перемахнуть.

А третья мячик принимает ловко,

Когда летит он, словно грязи ком,

И шлет его вперед уверенным броском,

Выказывая дивную сноровку.

Друг другу эти девушки под стать:

Умеют мяч послать, умеют и принять,

Когда летит он вниз, с жемчужиною схожий,

Спускающейся Будде на чело, —

Один удар носочком туфельки – и что же?

Его опять, как ветром, унесло!

Когда ж мяча стремительный полет

Над самым уровнем земли проходит,

Движенье нужное красавица находит,

Наклон свободный телу придает,

Как рыбка резвая, нырнувшая под лед,

И мяч далеко в сторону отводит.

То приседает, не сгибая поясницы,

То пяткой мяч отбросит, озорница,

То прыгает, как юная тигрица, —

Ну, как такой игре не подивиться,

Как от восторга тут не закричать?

Ведь эти девы, если пожелают,

Поток с горы летящий обуздают,

Речные воды течь заставят вспять.

Звенят на нежных шейках ожерелья,

Запястья раззолоченные в лад

Стремительным движениям звенят.

Мяч кубарем летит от цели к цели,

И думаешь невольно: неужели

Игра искусная уж так трудна,

Ужель усилий требует она,

И мяч отбить сложнее, чем на рынке

Наполнить свежей рыбою корзинку?

Пока одна из дев, как будто ненароком,

В сторонку быстрый мяч коварно шлет,

Его вторая принимает сбоку

И третьей не спеша передает,

А та ударом туфельки плетеной

Полет его стремит в край поля отдаленный,

Где скрыться должен он в траве густой, зеленой.

Ее противница, однако, начеку,

Она легка, подобно ветерку,

Что светлые ее одежды развевает.

Она на шаг, не боле, отступает,

И мяч, гудя, как злобная оса,

Взмывает снова прямо в небеса.

Так, весело борясь за пестрый мяч,

Красавицы не первый час проводят,

Но, утомившись, с поля не уходят,

Попавшись в сеть удач и неудач.

И градом пот с округлых лиц струится,

Смывая с них прозрачный слой белил,

И, как пионы, пламенеют лица.

И бой вести уж не хватает сил.

Всего не перескажешь, лучше завершим описание этой игры следующими стихами:

В мяч играли подкидной девы в дни луны весенней.

Благодатный ветер дул, девы – просто загляденье!

Лица, влажные от пота, что цветы в росе, – красивы,

Пыль на бровках их осела, как туман на ветках ивы.

Рукава одежды пышной пальцы тонкие скрывают,

Но расшитые подолы ножки дивные являют.

Растрепался на ветру черных кос убор затейный…

Утомленные игрой, девы – просто загляденье!

Танский монах долго смотрел на играющих девушек, но в конце концов ему все же пришлось пройти по мосту и крикнуть:

– О милостивые девы! Я, бедный монах, оказался здесь по воле судьбы и прошу подать мне хоть сколько-нибудь еды на пропитание.

Девицы, услышав его просьбу, очень обрадовались. Те, что вышивали, побросали иголки и нитки; те, что играли в мяч, оставили его и веселой гурьбой, смеясь и забавляясь, побежали навстречу.

– Почтенный наставник! Прости, что не заметили тебя и не встретили как подобает! – наперебой щебетали они. – Заходи к нам! Мы не отпустим тебя, пока не накормим.

«Замечательно! Замечательно! – обрадовался в душе Танский монах. – Вот уж поистине здесь на Западе чувствуется, что попал во владения Будды. Даже трудно себе представить, до чего должны быть набожны здешние юноши и мужчины,