Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Основным методом исследования, который я использовал, было полуструктурированное глубинное интервью. Большое преимущество этого метода для исследования, которое я намеревался провести, заключается в том, что он позволяет проникнуть внутрь организаций и понять, как они устроены, изучить глубинные аспекты проблемы и взглянуть на мир с точки зрения конкретных людей, занимающих определенные позиции в поле. Я всегда гарантировал своим информантам, что они и их организации останутся анонимными и что все, что они попросят не разглашать, не будет разглашено. На мой взгляд, это было чрезвычайно важно, поскольку часто мы обсуждали деликатные вопросы, касающиеся стратегии, организационной политики и эффективности, и поскольку сложно высказывать свое мнение о таком бизнесе, как книгоиздание, не приводя конкретные примеры и не упоминая конкретных людей. Я хотел, чтобы мои информанты не стеснялись открыто обсуждать эти вопросы, не беспокоясь о том, будут ли их высказывания переданы дословно и будут ли указаны их имена и организации. Гарантии анонимности и конфиденциальности были неотъемлемой частью выстраивания доверительных отношений, в которых продуктивность и качество общения напрямую зависят от того, в какой степени информант доверяет интервьюеру и считает то, что они делают, осмысленным. Все интервью были записаны и транскрибированы – хотя, несмотря на мои заверения в анонимности и конфиденциальности, был один необычный случай, когда меня попросили выключить диктофон при обсуждении особенно деликатной темы.
Интервьюирование – недооцененное искусство. Это не столько метод, сколько навык или ремесло, которым вы овладеваете на практике, – вы становитесь все лучше и лучше, но, по моему опыту, никогда не чувствуете, что освоили это искусство до конца. Отчасти дело в том, что ваши вопросы как интервьюера становятся лучше, когда вы лучше понимаете, как устроена отрасль и работающие в ней организации; перечитывая свои первые интервью, я всегда поражаюсь, насколько наивными сейчас кажутся некоторые из моих вопросов, сколько возможностей я упустил и сколькими великолепными поводами для уточнения я не воспользовался. Отчасти дело также в том, что каждая ситуация интервью своеобразна и невозможно предвидеть, что произойдет в ходе интервью, какую связь вы установите с информантом или даже как долго продлится ваша с ним беседа. Иногда вы идете на интервью, ожидая, что у вас будет только один час, но на месте узнаете, что возникла чрезвычайная ситуация и ваше время сократилось вдвое. В других случаях запланированный час превращается в полтора или даже два часа либо интервью оборачивается непрерывным разговором без временных ограничений. Как интервьюер, вы должны обладать гибкостью и сообразительностью, чтобы реагировать на меняющиеся обстоятельства, использовать неожиданные возможности, когда они возникают, и извлекать максимум из того времени, которое у вас есть.
Я всегда приходил на интервью со структурированным набором тем и вопросов, подготовленных с учетом того, с кем я буду говорить и в какой организации работает мой собеседник, но я никогда не рассматривал это как фиксированный план: я позволял разговору идти в разных направлениях в зависимости от интересов и опыта информанта и его представлений о том, что важно, а что нет. Иногда в интервью всплывали вещи, о которых я не думал заранее, возможно, даже не подозревал об их существовании; хороший интервьюер должен среди прочего уметь понимать важность этих непредвиденных откровений, откладывать свои готовые представления и тут же расширять открывающиеся перспективы. Интервью – это живой, непрерывный разговор, и, как в любом разговоре, время имеет решающее значение: звучит что-то неожиданное, у вас появляется шанс раскрыть тему, если вы сможете быстро подобрать правильные слова, а потом возможность исчезает. Если вы упустите момент, он может никогда не повториться – не исключено, что это ваш единственный часовой разговор с этим человеком. Конечно, можно потом отправить ему электронное письмо: «Могу ли я задать вам еще один вопрос насчет того, что вы сказали?», но это не одно и то же: скорее всего, вам не ответят, а если ответят, информанту почти наверняка будет не хватать спонтанной откровенности и он не поделится неожиданными деталями, что обычно происходит в случае ответа на прямой вопрос, задаваемый лицом к лицу в процессе разговора. Я часто ловил себя на том, что, закончив интервью, думал: «Если бы я только задал тот вопрос…»
Мне повезло: у меня было много вторых шансов задать вопросы, которые я не смог задать в первый раз, и уточнить вещи, которые всплыли в ходе интервью, так как у меня была возможность проинтервьюировать многих людей дважды или даже трижды в течение нескольких месяцев или, в некоторых случаях, лет. Это оказалось неоценимым подспорьем для углубления моего понимания бизнеса массового книгоиздания и того, как он менялся. Иногда второе интервью было гораздо продуктивнее первого, отчасти из‐за уже установившихся доверительных отношений, а отчасти потому, что базовые вопросы уже были обсуждены и теперь можно было сосредоточиться на определенных темах и рассмотреть их гораздо глубже. Но повторные интервью могут быть более продуктивными еще и потому, что за время, прошедшее с первой встречи, вы стали лучше понимать бизнес и поле и поэтому ваши вопросы стали более точными и конкретными.
Хотя интервью может быть прекрасным способом понимания того, как работают организации, оно также имеет свои ограничения. Какими бы щедрыми ни были ваши информанты (а некоторые мои информанты были необычайно щедры), их время ограничено и их всегда ждут другие неотложные дела; вы можете многое узнать за час или два, но многое неизбежно останется недосказанным. Что еще более важно, некоторые информанты более открыты, чем другие; некоторые откидываются на спинку стула, закидывают ноги на стол и откровенно и раскованно рассказывают вам, как все устроено и как они делают то, что делают, в то время как другие сидят за своим столом и пытаются заполнить время нейтральными описаниями общих тенденций или банальным пересказом принципов корпоративной политики, время от времени нервно поглядывая на микрофон. Всякий раз, когда я сталкивался с официозной речью (это случалось, хотя не так часто, как можно было ожидать),