История этого императора окружена легендами. Самая популярная из них рассказывает о том, как, отправившись в поход против Максентия, его соперника в борьбе за престол, он пал духом, понимая, что его войско гораздо меньше; на закате на небесах появился пылающий крест с надписью EN ΤΟΥΤΩ ΝΙΚΑ – СИМ ПОБЕДИШЬ. Считается, что он повиновался этому знамению, и впоследствии начал изучать христианство, был крещен и публично признал это вероучение. Другие полагают, что он был воспитан в христианстве своей матерью, святой Еленой – той самой, которая совершила паломничество в Святую землю, чтобы привезти оттуда Животворящий Крест, и которая, как говорят, построила храм Гроба Господня в Иерусалиме. Есть и те, кто по сей день утверждает, будто Константин крестился лишь перед смертью и что всю свою жизнь он, хоть и оказывал несомненное расположение христианам, сам продолжал придерживаться языческой религии, в которой его воспитал отец.

Истина, вероятно, находится где-то посередине. В первые годы своего правления Константин не только придерживался компромисса, даруя религиозную свободу всем вероучениям, но и сам, сильно склоняясь к христианству, сохранял императорское достоинство верховного жреца политеистического римского культа и титул Pontifex Maximus, который позже христиане позаимствовали (вместе с большим количеством других языческих практик) и наделили им своего верховного владыку. Однако в 313–314 годах Константин отказался устраивать ludi seculares[144], в 330 году издал указ, запрещавший поклонение в храмах, а христианский Никейский собор 325 года несомненно прошел под его эгидой.

С того самого момента, как новая религия была признана и наделена не только гражданскими правами, но и фактической властью, с того момента, как христианин смог поднять голову и открыто, без страха ходить повсюду, – с этого самого момента мы видим, что он принялся преследовать представителей других верований: язычников, евреев и еретиков. Ибо, хоть существование христианства и насчитывало три с небольшим века, эта религия распространялась широко и неудержимо, несмотря на репрессивные меры, и при этом уже начинала претерпевать разделение внутри себя. Было подсчитано, что число схизм в IV веке приближалось к 90.

Самой известной из них была схизма Ария, священника из Александрии, который отрицал, что Христос был богочеловеком, считая его лишь боговдохновенным, первым и величайшим из сынов человеческих. Несмотря на то что это учение осудили на синоде, собравшемся в Александрии в 321 году, оно распространилось настолько широко, что Вселенский собор в Никее был созван специально по этому вопросу. Там учение признали еретическим, а также определили и записали в Никейском символе веры догматы, которые цитируются и сегодня.

Другими известными ересями были манихейство, гностицизм, движение адамитов, учение Севира и донатизм; к ним вскоре прибавятся, помимо прочих, пелагианство и учение Присциллиана.

Возможно, главная причина известности манихейства состоит в том, что Блаженный Августин, отказавшись от беспутств своей юности, пришел в христианство через эту секту, которая исповедовала учение Христа с примесью солнцепоклонничества и буддизма.

Другие ереси (за исключением пелагианства) были одинаково причудливыми по своей сути. Гностицизм с его многочисленными ответвлениями состоял из мистицизма и магии и основывался на зороастрийских идеях о дуализме, о силах добра и зла, света и тьмы. К власти зла он относил все, кроме человека, чья душа, как считалось, обладает божественной сущностью. Адамиты провозгласили, что они находятся в состоянии изначальной невинности Адама до грехопадения; они требовали от своих последователей непорочности, отрицали брак, который, как они утверждали, никогда не возник бы, если бы не грех, и изгоняли из своей церкви всех, кто грешил против их принципов – так же, как Адама и Еву изгнали из рая. Последователи Севира отрицали воскрешение, не принимали деяния апостолов и доводили непорочность до крайности. Флориниане отрицали Страшный суд и считали непреложной истиной, что воскрешение плоти возможно лишь через рождение потомства. Пелагиане были последователями Пелагия – британского монаха, поселившегося в Риме около 400 года; его ересь, по крайней мере, основывалась на разумных доводах. Он отрицал принцип первородного греха, считал, что каждое человеческое существо рождается невинным и что стойкость в добродетели зависит от самого человека. У него было множество последователей, и конфликт между пелагианами и официальной церковью полыхал в течение 20 лет, пока папа Зосима не высказался против них и не изгнал Пелагия из Рима.

Начиная со времени правления Константина, христианство неуклонно сохраняет свое влияние; самой ранней демонстрацией его силы стало начало гонений, когда христианство забыло о своих собственных возвышенных протестах против преследований и о широкой и благородной поддержке терпимости, к которой побуждало других в дни собственных страданий. Мы читаем, как Оптат призывал к массовым убийствам донатистов, утверждавших, что именно их церковь является истинной, и как Константин угрожал сожжением на костре любому еврею, оскорбившему христианина, и любому христианину, ставшему евреем. Мы видим, как они уничтожали церкви ариан и донатистов, изгоняли их священников и запрещали под страхом смерти распространять их учения.

После этого власть христианства претерпела лишь одно небольшое ограничение – при правлении Юлиана Отступника, который вновь открыл языческие храмы и восстановил культ прежних богов; однако христианство снова возродилось, окончательно упрочив свои позиции при Феодосии в 380 году.

С этого времени языческие храмы не только закрывают, но и ровняют с землей, статуи разбивают и выбрасывают, а поклонение им, и даже частные жертвоприношения, запрещены под страхом смерти. У Либания можно найти кое-что о безысходности, распространившейся среди крестьян-язычников. Проживая вдали от крупных центров, где разъяснялись и толковались новые учения, они оказались лишенными прежних богов, ничего не зная о новых. Их положение было гораздо более плачевным, чем у ариев, манихейцев, донатистов и всех прочих сект, против которых принимались такие же законы.

Именно теперь, в ранние века, мы впервые встречаем звание «инквизитора веры» в первом законе[145], который ввел смерть в качестве наказания за ересь. Именно теперь Блаженный Августин – величайший гений церкви – осуждает свободу вероисповедания, задавая вопрос «Quid est enim pejor, mors animæ quam libertas erroris?[146]»[147] и категорически требуя смерти еретиков на том основании, что это милосердная мера, поскольку она в итоге спасет остальных от осуждения на вечные муки, которые ждут их в результате заблуждений. Точно так же он приветствовал смертные приговоры для всех, кто исповедовал политеизм, всего несколькими поколениями ранее являвшийся официальной религией Римской империи.

Именно Августин (о котором справедливо говорили, что «ни один человек со времен апостолов не привнес в церковь больше собственного духа, чем он») в своем чудовищном рвении и при помощи сокрушительных доводов, вдохновленных его выдающимся умом, изложил принципы, которые стали основой преследований и цитировались в оправдание гонений на протяжении почти 1500 лет после его смерти. «Он был, – говорит