С середины 1943 года ход войны существенно изменился. Разгром немцев под Сталинградом, прорыв блокады Ленинграда, Курская битва и другие успехи подняли боевой дух армии, редки стали паника и отступления в бою, случаи самострелов, уклонения от боя. Зато в связи с освобождением многих областей возрос контингент штрафников из числа бежавших из плена, вышедших из окружения, а также и тех из наших военнослужащих, кто на территории, ранее оккупированной врагом, оставался там, не принимал активного участия в борьбе с оккупантами.

В период от подготовки Курской битвы до завершения операции «Багратион» переменный состав (штрафники) представлял собой примерно половину из числа осужденных военными трибуналами и направленных приказами командиров. Вторую, иногда большую часть составляли вышедшие из окружения, бежавшие из плена, проведшие долгое время вне воинских партизанских формирований на оккупированной территории. Они, как правило проходившие проверку в фильтрационных лагерях НКВД и органами «Смерш», направлялись фронтовыми (армейскими) комиссиями.

Понятно, что в окружение попадают не по своей воле, из немецкого плена бегут чаще всего, чтобы отомстить за унижения в плену боевыми действиями в составе своей армии. Бежавшие из плена иногда говорили: «Английская королева своих офицеров в подобных случаях орденом награждала, а нас — в штрафбат!» Конечно, неправомерно было всех, кто попал в немецкий плен, отождествлять с предателями, как упорно некоторые трактовали приказ Ставки № 270 от 16.08.1941, главный пункт которого гласил: «Командиров и политработников, во время боя срывающих с себя знаки различия и дезертирующих в тыл или сдающихся в плен врагу, считать злостными дезертирами, семьи которых подлежат аресту как семьи нарушивших присягу и предавших свою Родину дезертиров».

В этом приказе главное внимание обращено на командиров и политработников, что я специально выделил в приведенной выше цитате, но стараниями «ретивых исполнителей» типа Мехлиса это положение стали распространять на всех, кто бывал во вражеском плену. У Константина Симонова в книге «Глазами человека моего поколения» (М.: АПН, 1988) есть запись мнения маршала Жукова: «У нас Мехлис додумался до того, что выдумал формулу: „Каждый, кто попал в плен — предатель Родины”… По теории Мехлиса выходило, что даже вернувшиеся, пройдя через этот ад, должны были дома встретить такое отношение к себе, чтобы они раскаялись в том, что тогда, в 41-м или 42-м, не лишили себя жизни… Как можно требовать огульного презрения ко всем, кто попал в плен в результате постигших нас в начале войны катастроф!»

Известно, что были многочисленные случаи заброшенных к нам групп диверсантов из числа военнопленных, завербованных фашистами и подготовленных в спецшколах абвера, предателей, согласившихся на сотрудничество с врагом. Издержки проверок того времени не давали гарантии на абсолютную достоверность их результатов. Действительно, не мог же наш «смершевец» позвонить какому-нибудь штандартенфюреру, чтобы навести справки о таком-то бывшем пленном. Поэтому единственно правильным решением было направлять в штрафные части для «проверки боем» тех, чью благонадежность не удавалось установить достоверно. Вот и направляли соответствующие комиссии подряд многих бывших пленных или находившихся в окружении в штрафные формирования, где сама боевая обстановка определит ту самую благонадежность

Но, как и в действиях некоторых комдивов в определении в штрафники без суда, и здесь бывали случаи торопливости и безосновательности решений таких комиссий. На 1-м Белорусском фронтовая комиссия состояла из председательствующего — представителя политуправления фронта и двух членов — старшего оперуполномоченного контрразведки «Смерш» при 29-м ОПРОСе и заместителя командира этого полка резерва офицерского состава по политчасти. Выводы комиссия излагала в протоколе. После утверждения протокола на титульном листе командующим фронтом и членом военного совета, он обретал силу приказа. Так, например, по протоколу № 61 от 16 мая 1944 г. в 8-й ОШБ были направлены 52 человека. Вот выписка из этого протокола:

Жданов Петр Григорьевич — воентехник, начальник оружейной мастерской 77-го стрелкового полка 10-й дивизии НКВД, 1911 года рождения, уроженец города Быхов Могилевской области. Попал в окружение с группой из 30 человек 3.08.1941 года, был ранен. Дойдя до Первомайска, затем до Николаева, повернул назад в свой город Быхов и жил, занимаясь сельским хозяйством. 4.10.43 года вступил в партизанский отряд № 152 11-й бригады, где был командиром взвода до соединения с частями Красной Армии 24.02.44 г., после чего направлен в 58-й армейский запасный стрелковый полк. Никаких документов, подтверждающих правдивость изложенного, нет. Жданова П. Г. направить в штрафной батальон сроком на 1 месяц.

Чем закончилось его пребывание в штрафбате, мне установить не удалось, но надо иметь в виду, что, во-первых, более двух лет 30-летний Жданов в Быховском районе Белоруссии не нашел возможностей стать партизаном, когда там, как известно, уже действовала та самая 11-я Быховская партизанская бригада Ф. П. Подоляна. Как свидетельствуют документы, в партизанском соединении на Быховщине сражались 4326 партизан. На их боевом счету 110 пущенных под откос эшелонов, 97 разбитых и поврежденных паровозов, 1088 сожженных вагонов, платформ и цистерн, 59 подбитых и сожженных танков и бронемашин, свыше 7 тысяч уничтоженных вражеских солдат и офицеров.

Во-вторых, именно 24 февраля 1944 года там произошло соединение быховских партизан с частями Красной Армии. Вместе с 3500 партизан линию фронта перешли более 8000 женщин, стариков и детей, которые находились под их защитой. Если 11-я бригада расформировывалась на освобожденной территории, то подтвердить участие Жданова в течение пяти месяцев в роли комвзвода могли и документально, и свидетели, но «правдивость изложенного» не подтвердилась. Единственно правильным было проверить штрафбатом в бою.

С бывшим штрафником нашего 8-го ОШБ Басовым Семеном Емельяновичем я дружил много лет после войны и хорошо знал его историю. Будучи в 1941 году инженером технической роты Киевского укрепрайона в звании военинженера 3-го ранга, попал в плен, с риском для жизни бежал, но линию фронта не перешел, остался в оккупированном Фатеже, а у нас попал «под комиссию», которой в марте 1943 года был определен в штрафбат на 2 месяца. Вспоминая прошлое, бывший штрафник Басов, закончивший свой земной путь в 95 лет уже полковником, вспоминал: «В комиссии задавали вопрос бывшим пленным, „почему не застрелился, а сдался”», а о штрафбате, в котором он «смывал вину» перед Родиной, был ранен, восстановлен в офицерских правах, Семен Емельянович говорил так: «Я сожалею, что оказался невинным штрафником. Но я горжусь тем, что штрафбат, в котором я оказался, был особо упорным, особо дерзким и отважным. В нем все мы были объединены не одной обидой или несчастьем, а одной бедой, свалившейся на нас, одной ненавистью к врагу, одной любовью к Социалистической Родине — Советскому Союзу».

Вот судьба другого штрафника нашего батальона, бывшего воентехника автомастерской 76-го зенитного артполка 5-й армии Лебедева Максимилиана Сергеевича. В сентябре 1941 года он попал в окружение в Курской области. По его объяснениям, маленьким партизанским отрядом в лесах нападали на небольшие группы немцев. В январе 1943 года удалось выйти к своим, попал на «фильтрацию». Через три месяца подтверждений о нападении на немцев не нашлось, и фронтовая комиссия определила в штрафбат «по недоверию».