лица людей были похожи на лица обезьян".30 Человек состоит из тела и души; душа его от Бога, тело - от земли. Душа побуждает его к добродетели, тело - к греху. А может быть, его злые побуждения исходят от сатаны и того множества злобных духов, которые таятся повсюду.31 Однако каждое зло в конечном счете может быть добром; без своих земных желаний человек не мог бы ни трудиться, ни размножаться; "Давайте, - говорится в одном веселом отрывке, - припишем заслуги нашим предкам, ведь если бы они не согрешили, мы бы не появились на свет".32

Грех естественен, но его вина не передается по наследству. Раввины принимали учение о грехопадении человека, но не о первородном грехе или божественном искуплении. Человек страдает только за свои собственные грехи. Если он страдает на земле больше, чем кажется, что его грехи оправданы, это может быть потому, что мы не знаем всей меры его грехов; или же такое избыточное наказание может быть великим благословением, дающим страдальцу право на исключительные награды на небесах; поэтому, говорит Акива, человек должен радоваться множеству своих несчастий.33 Что касается смерти, то она пришла в мир через грех; действительно безгрешный человек никогда бы не умер.34 Смерть - это долг грешного человечества перед Автором всей жизни. Мидраш рассказывает трогательную историю о смерти и рабби Меире:

Когда рабби Меир проводил еженедельную беседу в один из субботних дней, дома внезапно умерли два его любимых сына. Мать накрыла их простыней и не стала оплакивать в священный день. Когда рабби Меир вернулся после вечерней службы, он спросил о своих сыновьях, которых не видел в синагоге. Она попросила его прочесть хабдалу (церемония, знаменующая завершение субботы) и дала ему вечернюю трапезу. Затем она сказала: "У меня есть к тебе вопрос. Однажды друг дал мне драгоценности, чтобы я хранила их у себя; теперь он снова хочет их получить; должна ли я вернуть их?" "Несомненно, ты должен", - ответил рабби Меир. Жена взяла его за руку, подвела к кровати и откинула простыню. Рабби Меир разразился горькими рыданиями, а его жена сказала: "Они были доверены нам на время, а теперь их Хозяин забрал Себя".35

Еврейские Писания мало что говорили о бессмертии, о наградах и наказаниях, но теперь эта идея стала играть важную роль в раввинистической теологии. Ад изображался в Ге-Хинноме или Шеоле,* и, подобно небесам, делился на семь этажей с разными степенями мучений. В него попадали только самые нечестивые из обрезанных,36 и даже закоренелые грешники не будут наказаны навечно. "Все, сходящие в ад, восходят опять, кроме трех сих: прелюбодея, позорящего другого прилюдно и злословящего другого".37 Небеса назывались Ган Эден и представлялись как сад всех физических и духовных наслаждений; вино там будет из винограда, сохранившегося с шести дней творения; благовония будут благословлять воздух; и сам Бог присоединится к спасенным на пиру, высшей радостью которого будет лицезрение Его лица. Однако некоторые раввины признавались, что никто не может сказать, что находится за могилой.38

Евреи думали о спасении в терминах нации, а не отдельного человека. Гонимые по земле с явно иррациональной безжалостностью, они укрепляли себя верой в то, что по-прежнему являются избранным и благосклонным народом Божьим. Он был их отцом и справедливым Богом; не может быть, чтобы Он нарушил завет с Израилем. Разве не для них Он дал те Писания, которые принимают и почитают и христиане, и мусульмане? В глубине своего отчаяния они дошли до такой компенсаторной гордыни, что их раввины, которые возвышали их, вынуждены были смирять их упреками. Тогда, как и сейчас, они тосковали по земле, на которой родился их народ, и идеализировали ее в любовных воспоминаниях. "Тот, кто пройдет четыре элла в Палестине, уверен в вечной жизни", - говорили они; "тот, кто живет в Палестине, не имеет греха";39 "даже самый простой разговор тех, кто живет в Палестине, - это Тора".40 Центральная часть ежедневных молитв, Шемоне Эсрех ("восемнадцать параграфов"), включала прошение о приходе сына Давида, царя-мессии, который сделает евреев снова народом, единым, свободным, поклоняющимся Богу в собственном Храме с древними ритуалами и песнями.

2. Ритуал

Что отличало евреев в этот век веры, что сохраняло их едиными в рассеянии, так это не теология, а ритуал, не вероучение, которое христианство лишь расширило, а ислам в значительной степени перенял, а церемониальный закон такой обременительной сложности, что только этот гордый и взвинченный народ проявил смирение и терпение, необходимые для его соблюдения. Христианство стремилось к единству через единую веру, иудаизм - через единый ритуал. Законы "были даны, - говорил Абба Арека, - только для того, чтобы дисциплинировать и облагораживать людей их соблюдением".41

Ритуал был прежде всего законом поклонения. Когда синагога сменила Храм, жертвоприношения животных были заменены приношениями и молитвами. Но в синагоге, как и в Храме, не допускалось никаких изображений Бога или человека. Всякое приближение к поклонению идолам отвергалось, а инструментальная музыка, разрешенная в Храме, была запрещена в синагоге. Здесь христианство отделилось от иудаизма, а магометанство от него; семиты развили мрачное благочестие, христиане - мрачное искусство.

Молитва превращала каждый день и почти каждый час в религиозное переживание для ортодоксального еврея. Утренние молитвы должны были произноситься с филактериями (небольшими футлярами, содержащими отрывки из Писания), прикрепленными ко лбу и рукам. Ни одна трапеза не принималась без краткого благословения перед ней и более продолжительной благодарственной молитвы по ее завершении. Но этих домашних молитв было недостаточно; людей можно удержать вместе, только делая что-то вместе; и раввины утверждали с восточной гиперболой, что "молитва человека услышана Богом только тогда, когда она возносится в синагоге".42 Общественная литургия состояла в основном из Шмоне Эсрех, Шма Йисраэль, чтений из Пятикнижия, Пророков и Псалмов, гомилии с объяснением Писания, Кадиша (молитвы хвалы и благословения за живых и мертвых) и заключительного благословения. Этот ритуал остается основным синагогальным ритуалом и по сей день.

Гораздо более подробными, чем эти правила поклонения, были правила чистоты или ритуальной чистоты. Физическая гигиена считалась благоприятной для духовного здоровья.43 Раввины запрещали жить в городе, где не было бани,44 и давали почти медицинские предписания относительно купания. "Если человек моется горячей водой и не обмывается холодной, он подобен железу, которое вставляют в печь и не окунают в холодную воду";45 Тело, как и железо, должно быть закалено и выковано. Помазание должно следовать за купанием.46 Руки следовало омывать сразу после подъема, до и после каждого приема пищи, а также перед церемониальной молитвой или любым другим ритуальным действием.