к новым проблемам и обстоятельствам своего места и времени. К концу четвертого века палестинские школы скоординировали свои комментарии в форме, известной как Палестинская Гемара. Примерно в то же время (397 г.) Раб (рабби) Аши, глава колледжа в Суре, начал кодифицировать Вавилонскую Гемару и работал над ней в течение целого поколения; сто лет спустя (499 г.) Рабина II бар (сын) Самуила, также из Суры, довел эту работу до конца. Если мы заметим, что Вавилонская Гемара в одиннадцать раз длиннее Мишны, то начнем понимать, почему ее составление растянулось на целый век. Еще 150 лет (500-650 гг.) раввинские сабораим ("толкователи") пересматривали этот обширный комментарий и наносили последние штрихи на Вавилонский Талмуд.

Слово "талмуд" означает учение. Среди амораимов оно применялось только к Мишне; в современном употреблении оно включает в себя и Мишну, и Гемару. Мишна одинакова как в Палестинском, так и в Вавилонском Талмудах; они различаются только Гемарой, или комментарием, который в Вавилонском в четыре раза длиннее, чем в Палестинском.* Язык обеих Гемар - арамейский; язык Мишны - неогебраистский, с многочисленными заимствованиями из соседних языков. Мишна лаконична, излагая закон в нескольких строках; Гемары нарочито дискуссионны, давая различные мнения ведущих раввинов о тексте Мишны, описывая обстоятельства, которые могут потребовать изменения закона, и добавляя иллюстративный материал. Мишна - это в основном галаха, закон; Гемары - это частично галаха - изложение или обсуждение закона - и частично хаггада ("рассказ"). Хаггада небрежно определяется как все то, что в Талмуде не является галахой. По большей части агада включает в себя наглядные анекдоты или примеры, фрагменты биографии, истории, медицины, астрономии, астрологии, магии и теософии, а также призывы к добродетели и послушанию Закону. Часто агада облегчала мысли учеников после сложных и утомительных дебатов. Итак, читаем,

Рав Ами и рав Аси беседовали с рабби Исааком Напча, и один из них сказал ему: "Расскажи нам, господин, какую-нибудь красивую легенду"; а другой сказал: "Лучше объясни нам какой-нибудь красивый пункт закона". Когда он начал рассказывать легенду, один остался недоволен, а когда начал объяснять закон, то оскорбил другого. Тогда он взял на вооружение эту притчу: "Я подобен человеку, у которого две жены: одна молодая, а другая старая. Молодая вырвала у него все седые волосы, чтобы он выглядел молодым; старая жена вырвала у него все черные волосы, чтобы он выглядел старым, и так между ними он стал лысым. Так будет и со мною между вами".13

III. ЗАКОН

Если сейчас, с оскорбительной краткостью и экуменическим невежеством, мы попытаемся набросать некоторые этапы этого огромного Талмуда, вошедшего в каждую щель средневековой еврейской жизни, то признаемся, что мы лишь царапаем гору, и что наш внешний подход обрекает нас на ошибку.

1. Теология

Прежде всего, говорили раввины, необходимо изучать Закон, письменный и устный. "Изучение Торы важнее, чем восстановление Храма".14 "Каждый день, когда человек занимается изучением Закона, он должен говорить себе: "Как будто в этот день я получил его с Синая"".15 Никакая другая учеба не нужна; греческую философию, светскую науку, можно изучать только "в тот час, который не день и не ночь".16 Каждое слово еврейских Писаний - это буквально слово Божье; даже Песнь Песней - это гимн, вдохновленный Богом, чтобы аллегорически изобразить союз Яхве с Израилем как Его избранной невестой.*17 Поскольку без Закона был бы моральный хаос, Закон должен был существовать еще до сотворения мира, "в лоне или разуме Божьем"; † только его передача Моисею была событием во времени. Талмуд, в той мере, в какой он является галахой, также является вечным словом Бога; он представляет собой формулировку законов, устно переданных Моисею Богом, а Моисеем - его преемникам; и его постановления имеют такую же обязательную силу, как и все, что содержится в Писании.‡ Некоторые раввины ставили Мишну выше Писания по авторитету, поскольку она являлась более поздней и переработанной формой Закона.18 Некоторые раввинские постановления откровенно отменяли законы Пятикнижия или толковали их как безвредные.19 В Средние века (476-1492 гг.) евреи Германии и Франции изучали Талмуд гораздо больше, чем Писание.

Талмуд, как и Библия, считает само собой разумеющимся существование разумного и всемогущего Бога. Среди евреев иногда встречались скептики, например, ученый Элиша бен Абуйя, с которым дружил благочестивый рабби Меир, но они составляли ничтожное и едва заметное меньшинство. Бог Талмуда откровенно антропоморфен: Он любит и ненавидит, гневается,20 смеется,21плачет,22 испытывает угрызения совести,23 носит филактерии,24 восседает на троне, окруженном служительской иерархией херувимов и серафимов, и изучает Тору три раза в день.25 Раввины признавали, что эти человеческие атрибуты несколько гипотетичны; "мы заимствуем термины у Его творений, чтобы применить их к Нему, - говорили они, - для облегчения понимания";26 Не их вина, что простолюдины могли мыслить только картинками. Они также представляли Бога как душу вселенной, невидимую, всепроникающую, животворящую, одновременно трансцендентную и имманентную, находящуюся над миром и в то же время присутствующую в каждом его уголке и фрагменте. Это универсальное божественное присутствие, Шекина (обитание), особенно реально в священных местах, людях и вещах, а также в моменты изучения или молитвы. Тем не менее этот вездесущий Бог един. Из всех идей наиболее неприятна для иудаизма идея множественности богов. Единство Бога страстно повторяется в противовес многобожию язычников и явному тритеизму христианской Троицы; оно провозглашается в самой известной и универсальной из еврейских молитв, Шма Йисраэль: "Слушай, Израиль, Господь - Бог наш, Господь един" (Шма Йисраэль адонои элохену, адонои эхад).27 Ни мессия, ни пророк, ни святой не должны занимать место рядом с Ним в Его храме или на поклонении. Раввины запрещали произносить Его имя, за исключением редких случаев, надеясь удержать от сквернословия и магии; чтобы избежать священного тетраграмматона JHVH, они использовали слово Adonai, Господь, и даже для этого рекомендовали такие замены, как "Святой", "Милосердный", "Небеса" и "Отец наш, сущий на небесах". Бог может творить и творит чудеса, особенно через великих раввинов; но эти чудеса не должны рассматриваться как нарушение законов природы; нет законов, кроме воли Бога.

Все сотворенное имеет божественную и благотворную цель. "Бог создал улитку как лекарство от струпьев, муху - как лекарство от жала осы, мошку - как лекарство от укуса змеи, а змею - как лекарство от язвы".28 Между Богом и человеком существует непрерывная связь; каждый шаг человека совершается под неотступным взором Бога; каждый поступок или мысль человека в течение дня чтит или позорит Божественное присутствие. Все люди происходят от Адама; тем не менее, "человек был создан с хвостом, как животное";29 и "до рода Еноха