но большинство все же излучали замешательство или апатию — потеряшки в Реке Душ. Они знали об уготованной им участи, Вселенная не стеснялась оповещать приговорённых о своих планах, но, по разным причинам, не хотели или не могли измениться, даже под угрозой уничтожения. Вот от них и исходил сигнал бедствия, просьба о помощи или мольба о спасении «Вы — надежда многих!».

Иван со стороны увидел и себя — по сравнению с одиночным богатырём или любым из группы Душ он казался крошечной точкой — маленькой искоркой, посмевшей сиять не так как другие, выбравшей иное предназначение и до́лжной теперь доказать свою правоту.

Но Иван не пустил, вдруг накатившее, отчаяние в свою Душу — ведь рядом с собой он видел другую искру — Душа Василисы сияла ярко и бескомпромиссно, подавляя своим светом окружающее её пространство-время и прогибая его под себя. Пёс Жабодав, в понимании Вселенной Душой не являвшийся, был большим и тёплым шаром, светящимся мягким золотистым светом — этот свет невозможно уничтожить или погасить, он был, есть и будет всегда, пока существует пространство-время Вселенной, ведь имя ему Любовь. Клавдия — мелкая колючая звёздочка нарождающейся Души, но уже сейчас сияющая ярким сапфировым светом. И, наконец, нейтральное пятнышко Парамона — выбравшего стезю равновесия и гармонии — до полноценной Души тут ещё ой как далеко, но выбранный им путь хоть и долог, но очень важен для Вселенной, ведь немногие отваживаются следовать по нему.

Иван осознал, что это и есть их команда, именно в таком составе они будут доказывать состоятельность его идеи и право на жизнь. Он просмотрел ещё три повтора, но не нашёл упоминаний об Этилии, Пози и Стерве — в пространстве-времени их не существовало, как и, давшего ему жизнь и приютившего их всех, мира. Кино закончилось, свет, занавес — Иван, в раздумьях и с тяжёлым сердцем, направился на выход.

* * *

— Я же желала всем хорошо выспаться без всяких сновидений, — удивилась я, глядя на выходящего из палатки Ваню. — Почему у тебя такая рожа смурная, на тебя не подействовало?

— Подействовало, но я давно проснулся и смотрел очередное кино про Реку Душ и часть её специфического населения. А приятных типов там мало — скажу больше, их там вообще нет — брызжущие энергией убийцы-одиночки, Миры-ульи со смертоносными роями сущностей, да и их жертвам сочувствовать как-то не хочется — злоба, ненависть, ненасытность. Я стал лучше понимать Вселенную в её стремлении очиститься от этой погани.

— А как же твоя идея о прощении и воспитании? — проникшись ответом Ивана, задала я вопрос.

— Не переживай, сперва на ум приходят только яркие моменты, потерянные и неприкаянные Души там тоже есть — и их больше чем изуродовавших себя — так что работа для нас найдётся на очень долгое время. — В продолжении нашей беседы Ваня старался говорить о позитивных вещах, пытался даже приободрить меня, но вот плохо у него это получалось, отвратительно просто. Что я ему в итоге и высказала.

— Василиса, моё плохое настроение никак не связано с предстоящим днём или даже годом. Я же говорил, что осознаю событие целиком, на всем его нахождении в пространстве-времени, так вот то, что я увидел в этом сне мне не нравится, но говорить об этом я не хочу, потому как верю в одну простую истину — мы творим своё будущее сами, никто не властен над нами и нашими поступками, даже Вселенная, — отбрил так отбрил, даже возразить нечего.

— Ясна твоя позиция и понятна мне, мастер Йода, но хотя бы намекни, а? — попросила вредная я.

— Василиса, как бы тебе объяснить-то… понимаешь, что я видел может случиться через неделю или год, или десятилетие…, — начал говорить Иван, но вдруг его лицо сделалось суровым и он резко передумал: — Нет, солнце моё, даже намёком я не хочу приближать такое будущее! Делай, что должно — и будь, что будет. Это единственно правильное решение!

Мы привели себя в порядок и позавтракали жаренными в казане овощами с лапшой, запив их сладким чаем с печеньками. Затем я проверила аккумуляторы и экипировку, убедилась, что все расселись по ранее оговорённым местам и настроила групповой чат на зашифрованное общение. Цифрами, соответствующими номеру буквы в русском алфавите, которые, при их восприятии соратниками, сразу же раскодируются в понятные слова. Так себе шифр, конечно, но другой я не помнила, а выдумывать что-то в таком напряжённом состоянии желания не было.

Потянулось ожидание — Иван сидел на каменном стуле за каменным же столом (я помнила мебель в спальне Властелина) и старательно творил всякую фигню — мраморные статуэтки, огонь в кострище, дачный умывальник, велосипед, скамейку, куст смородины — разное и много, а мир, в свою очередь, также старательно восполнял затраты его энергии.

Клавдия, голосом добропорядочной английской гувернантки, рассказывала Стерве тонкости столового этикета русского дворянства восемнадцатого века и про его уничтожение мещанством в веке девятнадцатом. Откуда у розовой овцы, стоящей на комоде в моей спальне, подобные знания я даже думать боялась, хотя, может она на ходу их и придумывает — тогда ладно, пусть вещает.

Этилия сидела рядом с Пози и, возможно, они мысленно общались между собой, не посвящая в свою беседу окружающих. Парамон сидел на коленях с закрытыми глазами и медитировал.

Я же металась взглядом между всеми ними, жутко нервничала и пыталась «найти вчерашний день», меня не покидало ощущение того, что мы что-то забыли или не предусмотрели.

— Не веди себя так, — приняла я мысль от Ивана, — ты дёргаешься и этим нервируешь остальных. Вспомни непреложную истину — нервничающий полковник вызывает панику во всей дивизии. Закрой глаза, сосредоточься на дыхании и сделай десять глубоких вдохов-выдохов.

— Легко тебе говорить — ты хоть чем-то занят, — вызверилась я, но тут же взяла себя в руки, закрыла глаза, выпрямила спину положила руки на колени, десять циклов дыхания — начали, закончили.

— Молодец, люблю тебя и горжусь, — похвалил меня Ваня, и непринуждённо так спросил, — а ты знаешь, что Парамон выбрал для себя очень долгий, и трудный в развитии, путь равновесия и гармонии?

— Я читала про паладина равновесия — он верит в него сам и морду всем несогласным набьёт, оно?

— Нет, не оно, — Иван передал мне свой искренний смех, — приверженец равновесия скорее дипломат и переговорщик, нежели боевик — но его добро с кулаками, это да.

— Яйцо то же, только в профиль. Не вижу различия в наших формулировках, — указала я ему.

— Различия в деталях, в подходе — он изначально