У них не оставалось времени на отдых, на то, чтобы перевести дыхание. В стену ударились арбалетные стрелы.

Калам молча махнул рукой вдоль стены на запад, и каким-то странным – непостижимым – образом Ян'тарь вновь побежала впереди.

Из-за спины донеслись яростные вопли, но оборачиваться никто не стал. Стена завернула к югу. Улица, что шла вдоль неё, выходила прямиком на Адмиральский мост – и там виднелась неосвещённая каменная арка, сокрытая в тенях, тёмная, как дно провала. Когда они подошли ближе, чары развеялись и истаяли. За ними не скрывалось… ничего. Вокруг не было ни единой живой души.

– Ян'тарь, – прошипел Калам. – Стой!

Что бы ни оказалось у них на пути, похоже, это отвлекло и набегавших Когтей – хотя бы ненадолго.

– Послушайте меня, адъюнкт. Вы с Ян'тарь – давайте в реку. И по ней до гавани прямиком.

– А как же ты? – требовательно спросила адъюнкт.

– Мы пока видели едва ли треть из тех Когтей, что есть в городе, адъюнкт. – Он кивнул в сторону Мышиного квартала. – Они там. И я заставлю их побегать, как следует. – Он вздохнул, сплюнул желчью и кровью. – Рано или поздно оторвусь. Я знаю Мышатник, Тавор. Уйду по крышам.

– Нет смысла разделяться…

– Смысл есть, адъюнкт. – Калам взглянул на Ян'тарь. Хотя для тебя уже, боюсь. слишком поздно. – Ян'тарь со мной согласна. Она вас до гавани доведёт.

Улицы и переулки вокруг погрузились в зловещее безмолвие. Теперь уже скоро.

– Уходите.

Адъюнкт посмотрела ему в глаза.

– Калам…

– Уходите, Тавор.

Он проводил их взглядом до реки, они стали осторожно спускаться по старым камням, служившим стене опорой. Ян'тарь шла первой. Река была грязной, медленной, мелкой. Путь обещал быть нелёгким, но темнота играла на руку. А когда они доберутся до гавани… ну, там придумают что-нибудь.

Калам уверенно взялся за ножи. В последний раз покосился назад – по-прежнему ничего. Странно. Он посмотрел на мост. Ладно. Хватит тянуть – за работу.

Лостара Йил добралась до перекрестья дорог, оставив позади Бастионный спуск со сваленными у подножия трупами. Гвалт бушующей толпы до сих пор доносился издалека – со стороны гавани или даже дальше, – но ближайшие дома и виллы стояли, чёрные и притихшие, как будто она оказалась в некрополе, достойный памятник величию Империи.

Тем сильнее она удивилась, когда внезапно перед ней из ниоткуда вынырнула крохотная фигурка, и тревога лишь усилилась, стоило ей признать мальчишку.

– Свищ, – окликнула она, приближаясь. – А ты что здесь делаешь?

– Тебя жду, – ответил сорванец, утирая сопливый нос.

– В смысле?

– Я отведу, куда тебе надо. Ночь была грустная, но всё будет хорошо, ты это когда-нибудь поймёшь. – С этими словами он развернулся и потопал по дороге на юг. – Нам не надо держаться тропы. Пока незачем. Можем выйти на ближний мост. Лостара Йил… – Он покосился на неё через плечо. – Ты очень красивая.

Несмотря на духоту, её пробрала холодная дрожь. Догоняя мальчишку, она окликнула его:

– Какой ещё тропы?

– Не важно.

Слева в темноте зашуршало. Она крепче взялась за меч.

– Там что-то…

– Ничего, – отозвался Свищ. – Это мои друзья. От них зла не будет. Но нам надо спешить.

Вскоре они добрались до моста, через который можно было попасть в Центральный квартал, после чего Свищ какое-то время вёл их на запад и, наконец, вновь свернул на юг.

Вскоре они наткнулись на первых мертвецов. Это были Когти, поначалу мелкими группами – крысы и дворняги уже начали их объедать, – затем, ближе к парку Воронова холма, улица оказалась усеяна трупами целиком. Лостара замедлила шаг на подходе к месту побоища – вытянувшегося на юг, как будто здесь пронёсся ураган, вострившийся клинками, и сразил не меньше сотни имперских убийц на своём пути, – и, разглядывая одного покойника за другим, она наконец начала осознавать… у ран было нечто общее – особый ритм, то, с какой убийственной, неумолимой точностью они были нанесены.

Дрожь пробрала её сильнее, до костей.

В трёх шагах впереди Свищ мурлыкал себе под нос виканскую пастушью песенку.

Посреди Адмиральского моста Калам зажал один из ножей под мышкой и потянулся за жёлудем, надёжно упрятанным в складках кушака. Он был гладким и тёплым, это ощущалось даже сквозь кожаную перчатку. Он словно бы приветствовал его. И… проявлял нетерпение.

Присев на корточки у низкого парапета, Калам бросил жёлудь на мостовую. Тот треснул, покрутился немного, потом застыл.

– Давай, Бен, – пробормотал Калам, – теперь – пора.

Сидевший в каюте «Пенного волка», скрестив ноги и прикрыв глаза, Адаэфон Делат вздрогнул, ощутив далёкий призыв. Гораздо ближе звучали отголоски побоища в гавани, он знал, что изморцев теснят шаг за шагом, заставляют отступать под напором магии и разъярённой толпы. На верхней палубе Дестриант Ран'Турвиан поддерживал чары, ограждавшие корабль от любых колдовских атак. Не то чтобы ему это давалось с трудом, насколько мог судить Быстрый Бен, но что-то его отвлекало, от него веяло неуверенностью, как будто он ожидал какого-то более важного вызова – и этот миг стремительно приближался.

Проблемы, сплошные проблемы повсюду, кто бы сомневался.

Незаметно проскользнуть по паутине Путей, сплетавшихся нынче ночью на улицах города, было непростой задачей. То тут, то там попадались анклавы мощного колдовства, расползающиеся по сторонам ловушки, готовые нести мучительную смерть, и их Быстрый Бен узнавал. Руз, Тропа моря. Эти ловушки – вода, похищенная из глубин океана, сохранившая первозданную дикость, – готовы уничтожить всё, к чему прикоснутся. Высший Руз, и до чего же мне он не нравится.

Кто-то там следил за ним. Ждал, пока он сделает ход. И кто бы это ни был, их устраивало, чтобы Быстрый Бен оставался там, где он есть, в каюте «Пенного волка». Сидел смирно, ни во что не вмешивался, не лез в драку.

Ну, хорошо. Он отрыл четыре Пути, сплёл дюжину колдовских чар, готовых сработать в любой момент – руки сперва саднило, потом стало жечь, точно он обмакивал их в кислоту.

Там где-то Калам, и ему нужна помощь.

Высший маг чуть заметно кивнул сам себе, и прореха в Путях отворилась перед ним. Он медленно поднялся на ноги, стараясь не замечать, как ноют суставы – боги, кажется, я старею. Кто бы мог подумать? Он сделал глубокий вдох, поморгал, чтобы прояснилось перед глазами, и устремился вперёд, в прореху…

…и в тот самый миг, когда он уже исчезал в ней, послышался тихий смешок, а за ним – шипение:

– Помнишь, ты говорил, что будешь у меня в долгу? Так вот, мой милый Змей, время пришло.