Пробовала дозвониться Бадди Хадсону, но напоролась на дежурную службу автоответов. До отъезда попробует еще, он заслуживает, чтобы ему толком объяснили, отчего картина приказала долго жить, а не выслушивать басни, которыми его наверняка потчуют.

Прощай, Калифорния. По-своему мне будет не хватать тебя.

Этого океана и пляжа. Этих гор и парков. И просто соблазна жить на солнце. И, конечно же, вида с их холма. Этой необыкновенной панорамы с мириадами огоньков, что открывается, как в стране волшебных сказок.

Да, ей будет не хватать Лос-Анджелеса, но, как сказал бы Нийл: «Никогда не оглядывайся…»

Бадди три раза проехал мимо своего бывшего дома. Улица, да и сам дом ничуть не изменились. На что ты надеялся? Что тут все застроят небоскребами и автострадами и уже не будет никакой возможности напасть на след матери?

Ничего подобного не случилось. И предлога у него нет.

Может, она здесь больше и не живет.

Может, умерла.

Есть надежда.

Он ненавидел себя за такие мысли.

Он сидел и мучился. Почему просто не подойти к дому, не позвонить в дверь и не покончить с этим делом?

Бадди решительно стал вылезать из машины, но в это время отворилась парадная дверь его бывшего дома и на улицу вышел мальчуган лет семи. Бадди остановился, а мальчуган подбежал к темно-бордовому пикапу, рывком открыл заднюю дверцу и залез в машину. Парадная дверь дома была открыта, и Бадди ждал, зная точно — с минуты на минуту она появится.

Так и случилось.

Он юркнул назад в машину с тем же чувством вины, что и в день, когда сбежал из дома. Снова как шестнадцатилетний. Ничуть она не изменилась.

Он был в полном смятении. Почему-то рассчитывал — надеялся, — что десять лет возьмут свое. Но даже издалека видно — она осталась, какой была. Прическа другая, вот и все. Роскошные кудри больше не спадают до пояса, она остригла до плеч свои рыжеватые волосы и выглядит еще моложе, чем ему запомнилась.

Сколько же ей лет? Он помнит, как спросил ее об этом, когда был восьмилетним ребенком, и как она его строго одернула:

«Дамы никогда не говорят о своем возрасте. Будь так добр, заруби это себе на носу».

Восемь лет мальчишке, а родная мать скрывает от него свой возраст.

Она села в пикап и уехала в другую сторону, оставив его в состоянии полного расстройства.

Он решил: торчать у дома и ждать, когда она с малышом вернется, — глупо. В Сан-Диего у него есть другие дела, и чем быстрее он все закончит и отправится назад в Лос-Анджелес к Ангель, тем лучше.

Вулфи Швайкер.

Не пора ли заявить в полицию?

Они настороженно изучали друг друга.

Элейн думала: «Господи, на кого я похожа!»

Росс думал: «Господи, на кого она похожа!»

У них всегда было много общего.

— А где Лина? — спросил он.

— Ушла, — ответила Элейн, в первый раз за целую вечность сознавая, что ногти у нее поломаны, волосы не причесаны и надето на ней черт знает что.

— А пижама-то моя, — упрекнул он.

— Знаю, — был ответ. Непонятно почему, но настроена она была довольно ветрено.

— Так я войду?

— Войдешь?

— Это мой дом, так ведь?

Она кивнула. Неверный, лживый изменник и подлец. Надо послать его подальше.

Но ведь неверный, лживый изменник — ее муж. И он вернулся.

— Входи, — сказала она.

Знаменитые синие глаза вспыхнули от радости.

— Я уж думал, ты не пригласишь меня в дом.

И собирать-то особенно было нечего. Чемоданчик и большая дорожная сумка со всякой мелочью. Никогда больше она не сможет путешествовать налегке. Скоро придется брать в расчет малыша.

Она смотрелась в зеркало, поворачиваясь то одной стороной, то другой, внимательно разглядывала вздувшийся живот. Что скажет Бадди, когда ее увидит? Он даже не спросил про ребенка, не справился о ее здоровье.

А что, если Коко прав и возвращаться к нему — ошибка?

Она решительно тряхнула головой. Он заслуживает еще одной попытки — в самый последний раз. По телефону он — как совсем другой человек: такой серьезный и такой уверенный в их будущей совместной жизни. Должно у них получиться, она знает — и все тут.

Адриан постучал в дверь.

— Помочь не надо? — заботливо справился он.

— Я уже собралась, — ответила она. — Завтра к этому времени забудешь, что я вообще здесь была.

Он въехал на каталке в комнатку для гостей.

— Надеюсь, нет.

— Спасибо тебе за все, — выпалила она. — Не знаю, что бы я без тебя и Коко делала…

— Не забывай, держи нас в курсе. Коко трясется над тобой, как курица над яйцом… ты уж его не огорчай.

Они рассмеялись.

Ангель зачесала со лба назад светлую прядь и поежилась, заранее радуясь, что снова увидит Бадди. Сказал — машину пришлет за ней в пять, но разве дождешься? Она уже готова ехать.

— Послушай, приятель, я не обязан был сюда приходить, — не унимался Бадди. — Прикинул вот… знаете ли… вроде как оказываю вам, ребята, любезность.

— Любезность через десять лет, — рявкнул здоровенный детектив. В кабинете их было двое. Здоровенный детина и его напарник, молчаливый негр, который упорно жевал резинку и зубочисткой выковыривал грязь из-под ногтей.

— Так будете вы что-нибудь делать? — Бадди терял терпение.

Он предоставил им информацию. Добровольно. Никто его силком не тянул.

— А что нам прикажете делать? — задал вопрос детина. — Вы, дать ордер на арест Вулфи как-его-там, потому что сюда являетесь вы и рассказываете, как десять лет назад он убил вашего дружка? — Почему бы вам не разыскать это дело? — не отставал Бадди. — Поднимите архивы. Вам хоть ясно, о чем я толкую?

— Хотите, чтобы дело открыли заново? — насторожился полицейский негр, в первый раз открыв рот.

— Слушайте, я сюда пришел не маникюр делать, — огрызнулся Бадди, обиженный их равнодушием.

— Значит, писанины будет много, — задумчиво пробормотал негр.

— Да, это тяжеловато, — желчно заметил Бадди.

Детина вздохнул.

— Оставьте ваше имя и адрес. Мы доложим капитану. Нужно согласие начальства.

Бадди удивленно покачал головой. Нелегкое дело — выполнить свой гражданский долг. Потом вспомнил — если дело начнут пересматривать, он тоже окажется замешанным. Известность такого рода ему сейчас ни к чему. Он наивно полагал, что достаточно будет явиться в полицейский участок, рассказать о Вулфи Швайкере и мотать. Что у него с мозгами?