– Речь не идет о сдаче. Мы с фрэями шесть лет убиваем друг друга, тем не менее, наши войска не могут перейти на тот берег Нидвальдена, а фэйн не способен нас ослабить. Он видит ситуацию так же, как я: мы оба попали в безвыходное положение, поэтому лучшим решением будет закончить войну на взаимоприемлемых условиях.

Нифрон вздохнул.

– Фэйн считает себя богом. Он не собирается обсуждать мир. Для него такой шаг – невообразимое унижение.

– Тогда зачем же?..

– Ты до сих пор не поняла?

Персефона с недоумением взглянула на мужа.

– Ему нужен секрет драконов, – пояснил Нифрон.

– Ничего не выйдет. Сури не способна создать плетение. Она сказала правду: чтобы заклинание сработало, нужно убить близкого человека. Мало кто на этом берегу реки подходит в качестве жертвы, а на том берегу таких вообще нет.

– Ей не обязательно самой творить волшебство, достаточно рассказать Лотиану, как это делается. Тогда он заставит миралиитов принести в жертву их возлюбленных, а через неделю-другую небо потемнеет от драконов. – Нифрон понял, что вот-вот сорвется, и счел за лучшее удалиться. Уже у выхода он произнес: – Предложив фэйну мир, ты отдала ему нашу победу. Война закончится, как только Лотиан сотрет нас с лика Элан.

– Прости, я задержалась. – Брин вбежала в шатер, точно маленькая девочка, опоздавшая на семейный ужин.

«Она так и не повзрослела», – удивленно и немного раздраженно подумала Тресса. Жизнь полна несправедливостей, однако, несмотря на все невзгоды, Брин удалось избежать разъедающего действия боли и разочарований. Мелкие жестокости, превращающие безмятежных детей в озлобленных взрослых, на ней не сказались. Разве это возможно?

Тресса не помнила, чтобы сама была такой… она попыталась подобрать подходящее определение и не смогла. «Наивной» – не совсем точно, «юной» – тоже не то, ведь Брин уже не ребенок, ей двадцать два года. На ее именины в лагере устроили праздник – редкий случай за долгие месяцы войны. Падера испекла пирог, люди пели и водили хороводы вокруг костра. Трессу не позвали. Она смотрела на веселье из темноты, глотая слюнки.

К двадцати двум годам Тресса похоронила одного мужа, вышла замуж за другого и потеряла двоих детей, ни один из которых не прожил и недели. Если бы она умерла в родах, может, кто-нибудь и оплакал бы ее, как оплакивали Арию, погибшую, рожая Гиффорда. Только плохие матери производят на свет детей, слишком слабых, чтобы жить. Жестокая судьба перемолола мечты Трессы в труху и развеяла по ветру. Она совсем разучилась улыбаться, а эта дурочка Брин вечно лыбится и прижимает к груди свою нелепую книгу.

Хранительница Уклада опустилась на колени рядом с тазами для стирки. Здесь, в кладовой, она каждый день учила Трессу читать. Место не из приятных, зато подальше от посторонних глаз. Тресса промаялась несколько уроков и почти ничего не поняла. Ей удалось уяснить, что каждая закорючка обозначает какой-то звук, однако чем дальше, тем больше она убеждалась: затея безнадежна – слишком много сочетаний. Брин легко их запоминала, поскольку с раннего детства тренировала память. Тресса же с трудом соображала, когда плевать, а когда глотать, хотя и не бросала занятий, потому что ей нравилось проводить время с Хранительницей.

– Пришлось задержаться, – отдуваясь, произнесла девушка. – Тэш вернулся.

– Странно, что ты вообще явилась.

– Я опоздала не из-за него. Мне нужно идти, поэтому я принесла тебе несколько страниц, чтобы ты почитала самостоятельно.

– Ты куда?

– В Чертог Кинига. – Брин поправила пачку листков и придавила камнем, чтобы их не унесло ветром. – Произошли важные события, которые я должна записать.

– Какие такие события?

Хранительница собралась уходить, но остановилась, чтобы ответить на вопрос. Тресса заметила в ее лице сомнение и поняла: девушка не хочет показаться грубой… перед ней. Все равно как увидеть двойную радугу – Тресса слышала, что такие бывают, а своими глазами ни разу не видела.

Она будто из другого мира.

– Сури похитили фрэи, – поспешно ответила Брин. – Такой ужас! Ее пригласили в Авемпарту на мирные переговоры, а сами заманили в ловушку. Мы пытаемся понять, как теперь быть. Нифрон считает, Сури отвезут в столицу эльфов, Эстрамнадон, это очень далеко. Фэйн хочет, чтобы она научила его создавать драконов. Если у него получится, нетрудно представить, что нас ждет. Персефона отправила Джастину за Мойей, а я забежала отдать тебе листки. Времени у меня мало, так что я лучше пойду. – Брин глубоко вздохнула, прижала ладонь ко рту, будто ее вот-вот стошнит, и наконец произнесла: – Тэш сказал, Сури заперли в клетке.

– В клетке? – переспросила Тресса.

– Да, поэтому… Что с тобой?

– Должен же быть какой-то выход, – произнесла Мойя.

Тресса вошла в шатер. Она не разговаривала с Персефоной с тех пор, как вернула ей кольцо Рэглана. Киниг солгала о смерти Коннигера из добрых побуждений – вот глупо, ведь он погиб, пытаясь ее убить. Все жители Далль-Рэна об этом знали и считали Трессу замешанной в заговоре, что не прибавляло ей народной любви. Впрочем, она никогда не пользовалась особенной любовью.

Хэбет, раздувающий очаг, поднял на нее глаза.

– Чего смотришь? – огрызнулась Тресса.

Простак пожал плечами и улыбнулся. Еще один счастливчик, не воспринимающий удары судьбы. У идиотов есть свои преимущества.

Сперва Тресса решила во всеуслышание объявить о своем приходе и попросить разрешения присутствовать, потом передумала – тогда Мойя точно ее прогонит. Войти в шатер – самый первый и самый простой шаг. Если я с ним не справлюсь, что говорить об остальном?

Она откинула полог и вошла. Персефона восседала на троне, привезенном из Алон-Риста. Ее охраняла Мойя. Брин сидела на полу и что-то строчила на листе пергамента. В центре шатра стоял Нифрон.

Все присутствующие посмотрели на Трессу.

– Здрасьте, – глупо произнесла та.

По ночам ей снились кошмары, будто она идет по лагерю голая, а все на нее пялятся.

– Какого Тэта?.. – Мойя сделала шаг вперед.

У меня две секунды, прежде чем она даст мне пинок под зад. Поэтому…

– Я знаю, как спасти Сури.

Персефона схватила воительницу за руку.

– Что ты сказала?