На Валке были только сандалии и черный с красной каймой купальник в тон волосам. Не знаю, где и когда она успела раздобыть зонтик. В Ээе? Фасон напоминал ниппонский – ребристый, расписанный белыми лепестками вишни. Волосы Валка собрала в пучок, оставив свисать отдельные пряди.

– Ты все-таки меня поймал! – воскликнула она и обвела рукой утес. – Я нашла это место, когда возвращалась, и захотела показать тебе. Красиво, правда?

– Правда, – ответил я, уставившись не на море, ковром раскинувшееся перед нами, а на нее.

– Ты даже не взглянул, – многозначительно улыбнулась Валка.

– На что?

Я поцеловал ее. Атлас над нами стыдливо отвернул щербатое лицо. Его далекие спутники ускорили бег по небосводу. Один даже коснулся золотого края солнца и накрыл нас своей тенью.

– Странное здесь освещение, – заметила Валка, прислоняясь ко мне и загораживая нас обоих зонтиком.

Мы словно оказались в крошечном пространстве для двоих. С высоты я видел на горизонте громады других островов, а между ними – редкие кораблики. Ни один из них не направлялся на Фессу.

– Спасибо, что привез меня сюда, – сказала Валка наконец. – Библиотека… стоит ожидания.

Я чувствовал грудью ее теплое дыхание.

Мы долгое время стояли молча, приобняв друг друга. Странной же мы были парой! Палатин и тавросианка. Солдат поневоле и ксенолог. Каждый – варвар в понимании другого.

– Если хочешь, можем здесь остаться, – сказал я, забирая у Валки зонтик. – Хоть навсегда.

– Не можем, – ответила она. – Но и улететь отсюда не можем, пока не добыли то, за чем явились.

Она нащупала пальцами белую скорлупу, что я носил на шее. Ковырнула ее ногтем – такой примитивный жест для столь огромной тайны. Я принес скорлупу из сна, но она была реальной, осязаемой, как и державшая ее рука.

– Когда я покидала Эдду, то подумать не могла, что все так обернется. Адриан, я ученый, а не…

– Ведьма?

– Именно, – пихнула она меня, но рассмеялась.

Ее язык со слабым привкусом мяты проник мне в рот, как будто вытолкнув из меня сотню лет забот и тревог. Мир сузился, ограничившись краем зонта, пока в нем не остались только мы. Только она. Какими редкими, а оттого ценными были эти моменты по сравнению с ужасами нашей долгой жизни! Только ради них стоило терпеть все остальное.

– Тут частная вечеринка или гостей тоже пускают?

В двадцати шагах от нас, сложив руки на груди, стояла Отавия Корво. Ее волосы колыхались на ветру.

Валка резко, почти – почти – стыдливо отстранилась. Я поймал ее за руку и вернул зонтик. Великанша-капитан странно посмотрела на нас, но это выражение тут же сменилось насмешливым.

– Что, весь отпуск будете нас игнорировать? Обжимаетесь тут уже битый час и еще даже не разделись!

– Отавия! – возмутилась Валка.

Капитан рассмеялась.

– Сиран с рыбаками вернулась! Она возила солдат за провизией. Костры уже развели; Халфорд просигналил с орбиты, что скоро закат.

Корво встала к нам спиной и пожала могучими плечами:

– Будет печально, если вы в темноте свалитесь с обрыва, пока будете здесь кувыркаться.

Я не думал, что в моем возрасте еще могу краснеть, но покраснел до ушей и порадовался лишь, что женщины этого не заметили.

Еда была отменной. И ее было много! Как оказалось, рыбацкие лодки привезли нам не девушек, а еду – по распоряжению генерал-губернатора. Моря Колхиды кишели рыбой, особенно у берегов Фессы и других островов Севраста. Здесь водились треска, морской окунь, луциан. Мы пировали каждый вечер.

– У нас считается, что свежая рыба – самая вкусная, – переворачивая коптящуюся над углями форель, сказал Лем, олдермен рыбаков и поваров, нанятых для нашего обслуживания на Фессе. – А вот ниппонцы предпочитают подержать ее несколько дней в морозильнике. Как говорится, на вкус и цвет!

Паллино по вечерам слонялся вокруг, обсуждая кулинарию с местными мужчинами и женщинами, и, как правило, спорил. Сиран почти каждый день ездила на рыбалку, беря с собой нескольких солдат. Она много времени проводила с олдерменом, что было весьма любопытно.

– Здесь как дома, – заявляла она, имея в виду Эмеш. – Только погода лучше! И небо! Адриан, какое здесь небо!

Я был рад видеть, что мои люди – мои друзья – счастливы. Они это заслужили. Помню, как однажды вечером сидел у костра, в очередной раз слушая рассказ Паллино о потере глаза и трамвайной охране, и смеялся, хотя знал его наизусть. Рядом сидел Лориан Аристид, перешептываясь с какой-то девушкой-плебейкой. Затем они скрылись в темноте, а когда вернулись – весьма растрепанные, – один солдат вручил молодому офицеру пиво.

Они заслуживали мира. Заслуживали большего, чем я мог дать.

Но к добру или худу, никому из нас не воздается по заслугам. Это мое благословение – и их проклятие. Я недавно был на Фессе. Дома по-прежнему стоят. Эти сборные конструкции из пластика и алюмостекла были сделаны на века. Их не трогают. Я блуждал там одиноким призраком, слушая отголоски веселого гиканья и смеха, криков и песен. Но они остались в прошлом.

В прошлом.

– Здесь должно быть что-то еще… – повторила Валка в тысячный раз.

Прошло уже несколько месяцев с тех пор, как мы вернулись в Нов-Белгаэр. Я не сразу стал посещать пыльный архив, а вот Валка принялась за работу с прежним рвением, перебирая папки и картотеки с отрешенностью робота.

– Столько всего… бесполезного. Данные переписей населения колоний, грузовые и налоговые декларации… Зачем нужно хранить генетические карточки всех эмбрионов, отправленных на Атланту… – покосилась она на декларацию, – в две тысячи девятьсот шестьдесят четвертом? Когда это вообще было? За тысячу лет до Адвента?

– Приблизительно, – ответил я, хотя, по моим прикидкам, разница составляла около восьмисот лет. В те времена, пока погруженное во тьму человечество не преодолело скорость света на одиноком Авалоне, все происходило медленнее, чем сейчас.

– Зачем это засекречивать? Зачем запечатывать в хранилище под библиотекой на краю света? Это того не стоит! – Валка размахивала древним документом, словно доказательством вины; кристальная бумага замялась. – Всем известно, что мерикани первыми стали пользоваться хранилищами эмбрионов для заселения колоний. Консорциум до сих пор так делает! Это не тайна! – Она умолкла и зажала нос рукой в хлопковой перчатке. – Не понимаю anaryoch. Вы что, кладете под замок абсолютно все, на чем написано «мерикани»? А я думала, эти люди – ученые. Заниматься наукой – значит изучать, а не закрывать ваши чертовы глаза! Это просто статистика! Она не выскочит и не набросится на вас!

К счастью, мы были одни. Мне не хотелось выслушивать очередные дебаты между Валкой и Тором Имларросом или сократические хождения туда-сюда между Валкой и Гибсоном. Я устал и разделял негодование Валки в отношении того, как шли наши дела. Мы пробыли на Колхиде уже почти шесть лет.