Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Конгрессмен от Вермонта Джастин Моррилл, разработавший в 1861 году законы о таможенных пошлинах и занимавший пост председателя подкомитета Палаты представителей, подготовившего Закон о внутренних доходах, много лет продвигал законопроект о передаче государственных земель штатам для распространения высшего образования в области «сельского хозяйства и механики». Когда Моррилл снова представил эту идею Конгрессу в 1861 году, напряженные отношения между представителями различных регионов внутри Республиканской партии отложили его принятие. В этом законопроекте предлагалось дать каждому штату — в том числе южным штатам, когда (или если) они вернутся — по 30 000 акров государственной земли на каждого конгрессмена и сенатора. Поскольку львиную долю этого подарка получали Нью-Йорк, Пенсильвания и другие густонаселенные восточные штаты, тогда как вся полагавшаяся им государственная земля располагалась на западе, многим представителям западных штатов этот план пришелся не по вкусу. Тем не менее многие из них законопроект поддержали (частично в обмен на поддержку представителями восточных штатов закона о гомстедах), и закон Моррилла был принят 2 июля 1862 года. Вдобавок Конгресс создал Министерство сельского хозяйства. Успех поддержки развития колледжей путем передачи штатам государственной земли доказан дальнейшим возникновением первоклассных учебных заведений во многих штатах и всемирно известных университетов в Итаке, Урбане, Мэдисоне, Миннеаполисе и Беркли.
Споры региональных группировок в Палате представителей о маршруте трансконтинентальной железной дороги не позволили принять меры по оказанию правительственной помощи строительству такой линии в 1850-е годы. Освободившись от сопротивления Юга, янки в 1862 году ринулись вперед. 1 июля, в день, когда законопроект о внутренних доходах стал законом, Линкольн подписал и закон о Тихоокеанской железной дороге, по которому корпорации, созданные для строительства железной дороги от Омахи до залива Сан-Франциско, получали 6400 акров (а впоследствии вдвое больше) государственной земли на каждую милю дороги, а также кредит (в правительственных облигациях) в 16 000 долларов на милю дороги по равнине и 48 000 долларов в горах. Эти меры, направленные на то, чтобы стимулировать активность частного капитала, оказались удивительно успешны. Первые рельсы были уложены в 1863 году к востоку от Сакраменто; шесть лет спустя золотой костыль соединил Центральную тихоокеанскую и Объединенную тихоокеанскую железные дороги в Промонтори (Юта). За первой передачей государственной земли трансконтинентальным железным дорогам последовали новые; в сумме было передано 120 миллионов акров. Хотя эти железные дороги стали источником коррупции и политической власти капитала, в 1862 году большинство американцев видели в помощи государства шаг к объединению нации и экономическому развитию, которые должны принести пользу всем слоям общества.
Именно эта философия лежала в основе всех трех законов 1862 года о передаче государственных земель. В некоторой степени эти законы мешали друг другу, поскольку поселенцы, университеты и железные дороги в последующие годы боролись за одни и те же участки земли. Однако 225 миллионов акров, в итоге переданных правительством по этим законам, составляли не такую уж большую долю от двух миллиардов акров государственных земель. Эта передача земель помогла заселить обширные территории, создать на них учебные заведения и проложить по ним стальные рельсы.
Приняв законы о финансировании войны, освобождении рабов и инвестировании государственных земель в будущее развитие, 37-й Конгресс сделал больше для изменения русла национальной жизни, чем какой-либо другой за всю историю. По меткому выражению одного ученого, этот Конгресс набросал «черновой чертеж современной Америки». Это также содействовало тому, что историки Чарльз и Мэри Бирд назвали «второй американской революцией», — процессу, в рамках которого «капиталисты, рабочие и фермеры Севера и Запада отстранили от власти земледельческую аристократию Юга… радикально изменив систему классов, накопления и распределения богатств и курс промышленного развития, а также унаследованную от отцов-основателей Конституцию»[840]. Эта новая Америка крупного бизнеса, тяжелой промышленности и капиталоемкого сельского хозяйства обогнала Британию, к 1880 году стала лидирующей промышленной державой и большую часть XX века оставалась главным в мире поставщиком зерна. Вероятно, она возникла бы, даже если бы Гражданской войны не случилось, но именно война определила форму этого нового общества, и принятые 37-м Конгрессом законы, разрешившие приобретать военные облигации за «гринбеки», а выплаты получать золотом (способствовавшие концентрации инвестиционного капитала); законы, по которым южная собственность была конфискована, а северная промышленность усилилась за счет расширения внутренних рынков; законы, защитившие эти рынки таможенными пошлинами и улучшившие доступ к ним с помощью субсидирования транспортной системы; законы, распределившие государственные земли и усовершенствовавшие их возделывание; законы, рационализировавшие финансовую и кредитную систему страны, — эти законы действительно помогли создать будущее, в достаточной степени отличающееся от прошлого, чтобы говорить о революции.
В этой революции, бесспорно, было много парадоксального. Конгрессмены от западных штатов были самыми ярыми сторонниками актов о законном платежном средстве и о национальных банках, так как хотели устранить нестабильность финансовой и кредитной системы, ее различия от региона к региону, от чего больше страдал Запад. Конгрессмены и банкиры из восточных штатов, скорее довольные существующей системой, относились к этим законам равнодушно либо выступали против них. Представители Запада также приветствовали правительственную помощь в строительстве трансконтинентальной железной дороги, тогда как жители Востока, уже имевшие хорошую транспортную систему, проявляли меньше энтузиазма. И все же в результате принятия этих законов в национальной кредитной, транспортной и рыночной системе возросло преобладание именно восточных банкиров, торговцев и инвесторов. К 1890-м годам фермеры Запада и Юга начали борьбу против своего «рабства» у восточной «власти капитала», которая, по их утверждениям, выжимала из них все соки. Еще в 1830-х годах джексоновские ремесленники и мелкие фермеры с подозрением наблюдали за революцией транспортной системы, ростом банков и эволюцией основанного на наемном труде капитализма, казалось угрожавшего их республиканской независимости. К 1890-м годам эта экономическая система распространилась до самых отдаленных уголков страны. Вероятно, это был последний раз, когда недовольные американцы поднялись во имя джефферсоновских республиканских принципов в контрреволюционном движении против второй американской революции капитализма, основанного на свободном труде. Страну вновь сотрясал пафос регионального конфликта — на этот раз Юг и Запад выступали против северо-восточных штатов на президентских выборах, когда список популистов возглавил бывший генерал Союза, объединившийся с бывшим генералом Конфедерации, претендовавшим на пост вице-президента.
Но это тоже будет освещено в следующем томе серии. Прежде чем такое стало возможным, прежде чем «вторая американская революция» могла набросать черновик «программы современной Америки», Север должен был выиграть войну. Вероятность победы внезапно снизилась летом 1862 года, когда «Каменная Стена» Джексон и Роберт Ли пустили под откос военную машину Союза.