приобретаемых на те же казначейские билеты) и менее 2 % — от налогов. Хотя в последующие годы доля кредитов и налогов несколько возросла, Конфедерация обеспечивала себя главным образом за счет напечатанных полутора миллиардов бумажных долларов, которые обесценивались непрерывно с момента своего появления на свет.

Эти билеты подлежали погашению металлическими деньгами по номинальной стоимости в течение двух лет после конца войны. На самом деле они обеспечивались верой общества в возможность выживания Конфедерации. Некоторые конгрессмены хотели сделать казначейские билеты законным платежным средством — юридически обязать всех граждан принимать их в уплату долгов и обязательств. Но большинство в Конгрессе, как и Меммингер с президентом Дэвисом, сочли это неконституционным или нецелесообразным (или и тем и другим одновременно). Закон, обязывающий принимать казначейские билеты, рассуждали они, возбудит подозрения, подорвет доверие, ускорит обесценивание денег и тем самым возымеет обратный эффект. Меммингер заявил, что обещание обменять казначейские билеты на металлические деньги после войны — гораздо лучший способ обеспечить их принятие.

Южные штаты, округа, города и даже частные предприятия тоже начали выпускать свои билеты и мелкие купюры — «наклейки из пластыря» (shinplasters). Нехватка на Юге качественной бумаги и опытных граверов означала, что эти банкноты, так же как и купюры Конфедерации, были грубо напечатаны и легко поддавались подделке. Некоторые поддельные купюры можно было отличить даже по более высокому, чем у настоящих, качеству. В бурных морях бумажных денег Юг трепала стремительно растущая инфляция.

Сначала валюта обесценивалась медленно, поскольку победы Конфедерации летом 1861 года подстегнули уверенность народа. Индекс цен в сентябре всего лишь на 25 % превышал январский, но из-за выпуска новых казначейских билетов подскочил на 35 % за следующие три месяца. Военные неудачи весны 1862 года привели к росту индекса на 100 % в первом полугодии, а продолжающийся выпуск денег вызвал его повторное удвоение во втором. К началу 1863 года то, что два года назад можно было купить за доллар, стоило уже семь.

Такая инфляция, по сути, приняла форму конфискационного налогообложения, бремя которого особенно тяжело было нести бедным. Это усугубило напряженные классовые отношения и привело к нарастанию отчуждения низших сословий белых граждан от дела Конфедерации. Рост зарплат сильно отставал от роста цен. В 1862 году зарплаты квалифицированных и неквалифицированных рабочих увеличились примерно на 55 %, тогда как цены выросли на 300 %. На маленьких фермах, где жила большая часть белого населения Юга, условия были немногим лучше. Фермерские семьи выращивали почти все, что им было нужно, но многие хозяйства испытывали тяжкие лишения, поскольку не могли собрать весь урожай из-за отсутствия взрослых мужчин.

Хуже всего многим фермам приходилось от недостатка соли — единственного консерванта мяса — и катастрофического роста цен на нее: с 2 долларов за мешок до войны до 60 долларов в некоторых местах к осени 1862 года. До 1861 года Юг, несмотря на богатые залежи соли, импортировал большую часть этого продукта с Севера или из-за границы. Война заставила стремительно разрабатывать южные соляные шахты, но соль все равно была в дефиците и стоила дорого из-за приоритетной транспортировки военных грузов, обветшания железных дорог и недостатка рабочей силы. «В стране сейчас беднейшие семьи добровольцев сильно страдают от недостатка зерна и соли… — писал в декабре 1862 года житель Миссисипи. — Именем Господа вопрошаю: можно ли с этим смириться? Неужели эта война будет продолжаться, а это правительство держаться ценой голода женщин и детей?» Рост дезертирства в 1862 году отчасти стал следствием бедственного положения солдатских семей. Мать троих детей, отец которых был в армии, в марте 1862 года написала Джефферсону Дэвису, что им нечего есть. «Если мы с моими маленькими детьми будем страдать [и] умрем, пока их отец служит в армии, я молю Всемогущего Господа, чтобы наша кровь пала на головы южан». Солдат из Миссисипи, опоздавший из отпуска, написал губернатору 1 декабря 1861 года: «Бедняки вынуждены покидать армию, чтобы вернуться домой и обеспечить семьи пропитанием… Мы бедные люди, и, хотя мы готовы защищать свою страну, наши семьи для нас на первом месте»[820].

Измученные южане искали козлов отпущения. Они обвиняли «спекулянтов» и «вымогателей», не выпускавших на рынок самые необходимые товары, пока рост цен не позволил продавать их с фантастической прибылью. «На самом деле мы ведем две войны, — объявила одна газета в Джорджии в сентябре 1862 года. — Пока наши храбрые солдаты сражаются с аболиционистами… бессовестная шайка вампиров объявила войну их обездоленным семьям». Эта «банда гарпий охотится на жизненно необходимое для Конфедерации», эти «презренные выродки», которые «готовы расфасовать по бутылкам общий воздух и продавать его по сходной цене», виноваты «в нынешних высоких ценах и готовы делать деньги, даже если половина народа умрет с голоду»[821]. Сам Джефферсон Дэвис заявил, что «страшный порок» спекуляции «отвратил граждан всех сословий от упорного ведения войны и соблазнил на низменные усилия по накоплению денег». Richmond Observer в июне 1862 года скорбела, что «торговцы-южане переплюнули янки и евреев… Весь Юг издает зловоние порока вымогательства» [822].

Несмотря на обличения местных торговцев, Richmond Observer и многие другие граждане все-таки евреев считали худшими «вымогателями». Еврейские торговцы «кишат в наших местах, как саранча египетская», заявлял один конгрессмен: «Они пожрали плоть нашей страны, истощили ее запасы, монополизировали ее торговлю». Говорили, что в Чарлстоне евреев больше, чем в Иерусалиме; улицы Уилмингтона «кишели… елейными, приторными» евреями, скупавшими грузы прорывавших блокаду судов. Клерк военного министерства Джон Джонс в своем дневнике бичует «еврейских вымогателей», которые «принесли больше вреда нашему делу, чем армии Линкольна»: «Если мы добьемся независимости, перестав быть вассалами янки, то обнаружим, что все наше богатство находится в руках евреев»[823].

Подобные обличения — явление далеко не уникальное для Конфедерации. В другие времена в других местах люди, страдавшие по причинам, превышавшим их понимание, делали козлами отпущения определенное меньшинство. Конечно, на Юге действительно были еврейские торговцы, и некоторые из них спекулировали на потребительских товарах, но так же поступали и другие, которых было гораздо больше. Однако большинство купцов всех национальностей были в той же степени жертвами дефицита и инфляции, сколь и преступниками. Разумеется, многие из них продавали товары с наценкой 50 % и выше, но, когда инфляция достигает 10–15 % в месяц, реальная прибыль от большей части проданных товаров очень невелика, если вообще присутствует.

К 1862 году экономика Конфедерации перестала быть управляемой. Тщетность попыток контролировать ее доказали действия нескольких штатов, стремившихся обуздать «монополии» или установить максимальный уровень цен. Антимонопольные законы были направлены против спекулянтов, которые пытались полностью занять рынок некоторых необходимых товаров или заламывали за них