Сара, не выдержав, хихикнула и тут же прикрыла рот ладонью.

– Ах, – сказал она. – Прошу прощения, комиссар. Просто… ну, в общем, я никогда не подозревала, что вы еще и моряк.

– В самом деле, Рузвельт, – добавил я. – Неужели вы что-нибудь понимаете во флоте, позвольте вас спросить?

– Отчего же? – ответил он обиженно. – Я, между прочим, написал книгу о морских баталиях 1812 года и она была очень хорошо принята!

– Ах, книгу, – отозвался я. – Тогда, разумеется, совсем другое дело.

Улыбка вернулась на лицо Теодора:

– Да, военный флот – именно то, что нужно. Именно в море мы наконец сведем счеты с проклятыми испанцами! Почему…

– Прошу вас, – прервал я ею. – Я не хочу об этом знать.

С этими словами мы с Сарой двинулись к лестнице, оставив Теодора в дверях кабинета. Он смотрел нам вслед, уперев руки в бока: бессонная ночь, как обычно, ничуть не повлияла на его неиссякаемую энергию. Улыбка его сияла нам вслед лучом маяка и в полумраке видна была даже из дальнего конца коридора.

– То есть как это – не хотите знать? – весело крикнул он нам, когда мы уже спустились чуть ли не на целый пролет. – Но вы ведь тоже сможете примениться! Да с той работой, что вы проделали, испанская империя станет видна как на ладони! Вы только подумайте – психология испанского короля! Да, забирайте с собой вашу грифельную доску в Вашингтон – и мы вместе придумаем, как сокрушить его величество!

Мы с Сарой прошли квартал до Лафайет-плейс – все еще в некотором потрясении, кое не позволяло нам в подробностях обсуждать завершение дела. Вовсе не потому, что нам не хотелось выяснить, что же в действительности случилось у резервуара, – просто мы оба знали, что у нас недостаточно данных, чтобы вывести это самостоятельно. А те сведения, что у нас были, потребуют времени и мудрости даже на то, чтобы к ним привыкнуть. И уж никак нельзя было отмахнуться от того факта, что в ту ночь Сара оборвала жизнь человека.

– Наверное, одному из нас суждено было это сделать, – сказала она, когда мы вышли к плотдди и свернули на север. Ее глаза безразлично упирались в тротуар. – Хотя я вряд ли могла предположить, что это выпадет мне…

– Если кто и напрашивался, то Коннор, – начал я, стараясь говорить веско, чтобы Сара не решила, что я с нею цацкаюсь (по ее убеждениям – смертный грех).

– Я знаю, Джон, – просто ответил она. – Я все прекрасно понимаю. Но…

Голос ее замер, она остановилась, глубоко вздохнула и огляделась по сторонам. Ее взгляд скользил от одного темного здания к другому, пока не остановился на моем лице, – а затем быстро, так, что я даже не успел удивиться, она обхватила меня руками и прижалась головой к моей груди.

– Ведь правда, все это закончилось, Джон?

– Такое чувство, что тебе жаль, – сказал я, проводя рукой по ее волосам.

– Немного, – ответила Сара. – Но не того, что сегодня произошло, – такого со мной раньше не случалось. И я не знаю, сколько еще мне будет позволено…

Я коснулся подбородка Сары и приподнял ее лицо так, чтобы видеть зеленые глаза.

– Знаешь, мне кажется, ты уже покончила с людьми, которые вправе тебе позволять. Не то чтобы у тебя это хорошо получилось.

Она улыбнулась, отстранилась и подошла к обочине.

– Возможно, ты прав. – Неподалеку раздался цокот копыт. – О, нам везет. Экипаж.

С этими словами она подняла правую руку, вытянула большой и указательный пальцы и, к моему великому изумлению, сунула их в рот. Поглубже вдохнув, она издала свист такой оглушительный, что у меня едва не раскололась голова. Я прижал руки к ушам и скандализованно воззрился на нее.

– Я практиковалась, – широко улыбнулась она, когда кэб с грохотом остановился рядом. – Меня Стиви научил. Неплохо, что скажешь? – Она забралась в коляску, по-прежнему улыбаясь. – Спокойной ночи, Джон. И спасибо тебе. – Постучав по крыше кэба. она скомандовала: – Извозчик, Грамерси-парк! – и скрылась из виду.

Я остался один впервые за эту ночь и задумался, куда мне идти. Устал я смертельно – в этом сомнений не было, однако о сне сейчас не могло быть и речи. Тут определенно потребна прогулка по тихим улицам; не чтобы разобраться во всем происшедшем, как я уже сказал, а чтобы просто освоиться с тем, что оно произошло. Джон Бичем мертв: какой бы отвратительной ни была цель, подчинившая себе всю мою жизнь, она исчезла, и с тягостным предчувствием я осознал, что уже в понедельник утром придется решать, возвращаться мне на службу в «Таймс» или нет. Хотя мысль промелькнула мимоходом, менее ужасной она мне отнюдь не показалась: снова дневать и ночевать перед зданием Полицейского управления, ждать намека на материал, срываться с места и фиксировать факты какого-нибудь домашнего мордобоя или взлома на Пятой авеню…

Безотчетно я замер на углу Грейт-Джоунз-стрит. Чудь дальше впереди ярко светился огнями танцзал «Нью-Брайтон». В конце концов, некоторые разъяснения не так уж далеки, подумал я и еще ничего не успел толком решить, как ноги сами понесли меня к заведению. Уже в нескольких домах от входа в него по улице эхом разносилась громкая музыка (Пол Келли держал оркестр гораздо больше и профессиональнее обычных трио какофонистов, нанимаемых прочими заведениями). Скоро в звуки музыки вплелись хриплый хохот, несколько пьяных воплей и, наконец, громкий лязг стаканов и бутылок. Мне вовсе не улыбалось заходить внутрь, но, к моему облегчению, Келли не пришлось долго искать – он как раз выходил из стеклянных, с «морозом» дверей своего заведения. С ним был полицейский сержант в форме – он смеялся, пересчитывая деньги. Келли окинул взглядом улицу, заметил меня и толкнул фараона локтем. кивком показав, чтобы проваливал. Тот поспешно ретировался в направлении Малберри-стрит.

– Ну, Мур, – начал Келли, доставая из жилетного кармана табакерку и располагающе ухмыляясь. – Надеюсь, ты забудешь то, что здесь видел. – Он дернул подбородком в сторону убегавшего фараона.

– Не волнуйся, Келли, – ответил я, поднимаясь к нему. – Полагаю, теперь я перед тобой несколько в долгу.

– Передо мной? – удивился Келли. – Это вряд ли, щелкопер. Впрочем, рад видеть тебя целым и невредимым. Судя по слухам, бродящим по городу, вам чертовски везет.

– Да ладно, Келли, – сказал я. – Я видел сегодня твою коляску. А твой человек, Макманус, вообще спас наши шкуры.

– Джек? – Келли открыл табакерку, доверху наполненную тонко смолотым кокаином. – А мне он ничего не сказал. Хотя очень это не похоже на Джека – носиться по округе и творить добро. – Келли высыпал немного белого порошка себе на сустав, одной понюшкой втянул в себя и предложил табакерку мне. – Угощайся. Сам бы я ни за что, да работать ночами напролет приходится.

– Нет, – отозвался я. – Благодарю. Слушай, я могу предположить сейчас только одно. Вы с Крайцлером заключили какую-то сделку.

– Сделку? – протянул Келли, и я понял, что его напускное неведение начинает меня раздражать. Он зачерпнул еще немного кокаина, а затем посторонился, уступая дорогу вывалившемуся из дверей крупному и хороню одетому господину, за которым влеклись две невзрачные, но крикливо одетые особы. Келли дружески пожелал человеку доброй ночи и повернулся ко мне. – С какой это стати мне заключать какие-то сделки с добрым доктором?