полка из Красного Села, сотня лейб-гвардии Сводно-казачьего полка из Павловска, и дополнительно вызвано в Петроград пять эскадронов гвардейского запасного Кавалерийского полка. № 486. Генерал Хабалов».

Подобно Протопопову, и Хабалов исказил истину. Кроме того, он не посмел сообщить правду про убийство пристава казаком. Все обстоятельства этого убийства были доложены ему жандармским офицером с места происшествия. Было доложено и о том, как толпа качала казака-убийцу. Так лгал растерявшийся генерал Хабалов, опять-таки подобно Протопопову, скрывая политический характер происходящего.

В 9 часов вечера Хабалов получил личную телеграмму от государя:

«Повелеваю завтра же прекратить в столице беспорядки, недопустимые в тяжелое время войны с Германией и Австрией. Николай».

Хабалов окончательно растерялся. «Меня ударило как обухом по голове», — говорил он про впечатление от государевой телеграммы. В 10 часов у Хабалова собрались командиры запасных батальонов и начальники участков военной охраны. Генерал прочел государеву телеграмму и отдал приказание на предстоящий день: толпы незначительные, неагрессивные разгонять кавалерией. Толпы же агрессивные, с революционными флагами рассеивать огнем, по уставу. Открывать огонь после троекратного предупреждения сигналом.

Распоряжение неправильное. В каждом данном случае об огне должен решать начальник на месте. Вот почему должны быть полицейские начальники!

Поздно вечером началось заседание Совета министров в квартире князя Голицына. Впервые за время беспорядков Совет обсуждал создавшееся положение.

Вопрос сразу свелся к тому, следует ли распускать Государственную думу. Министры Покровский, Риттих, Войновский-Кригер говорили о необходимости работы согласно с Государственной думой. Они находили, однако, что необходимо несколько изменить состав Совета министров. Все понимали намек на уход Протопопова. Сам Протопопов весьма сбивчиво говорил о том, что происходит в столице. Он много путал, но высказывался за роспуск Думы и за подавление беспорядков вооруженной силой. За роспуск Думы высказывались также Добровольский и Раев. Вызвали генерала Хабалова. Он произвел впечатление человека растерянного, испуганного. Его доклад был сумбурный. Он даже забыл доложить о полученной от государя телеграмме.

Для прояснения положения вызвали директора Департамента полиции и начальника Охранного отделения. После доклада последнего министры стали серьезнее смотреть на происходящее в столице. Беляев, Бобринский и еще некоторые стали высказываться за подавление волнений вооруженной силой. Был даже поднят вопрос об объявлении осадного положения, но он остался нерешенным.

Премьер старался примирить всех и поручил Покровскому и Риттиху переговорить с некоторыми думскими лидерами и столковаться с ними. Но он также намекнул, что некоторым министрам придется пожертвовать своим положением.

Совет согласился с проектом Хабалова опубликовать с утра и расклеить по городу от его имени предупреждение, что скопища будут рассеиваться оружием. Часов около четырех утра министры разъехались, условившись собраться на совещание 26-го числа в 8 часов 30 минут вечера.

Протопопов, вернувшись домой, написал успокоительное письмо императрице, о чем ниже. Министр внутренних дел настолько не отдавал себе отчета в сущности происходящего в столице, что за все те дни он не отправил ни одного всеподданнейшего доклада государю.

В Царском Селе во дворце было спокойно. Императрица продолжала смотреть на происходящие события глазами Протопопова. Утром царица получила от министра письмо, которое ничего тревожного не сообщало. «Оно, правда, немногого стоит» — так оценила его сама государыня, но все-таки на основании этого письма написала государю: «Стачки и беспорядки в городе более чем вызывающие… Это хулиганское движение, мальчишки и девчонки бегают и кричат, что у них нет хлеба, просто для того, чтобы создать возбуждение, и рабочие, которые мешают другим работать…»

И императрица продолжала заниматься текущими делами. Навестила больных детей, А. А. Вырубову. Съездила в церковь и помолилась у Знамения. Приняла очередной доклад состоявшего при ее величестве графа Апраксина.

Встревоженный беспорядками, усматривая в них большую политическую подкладку, граф после доклада начал говорить о текущем моменте. Он высказал много отрицательного по адресу некоторых министров. Сказал, что почти у каждого министра есть в прошлом что-либо нехорошее. По ходу разговора государыня стала терять спокойствие, наконец рассердилась настолько, что отшвырнула стул. Разговор был настолько серьезен, что вернувшийся домой граф поведал своей жене, что вряд ли ему придется продолжать службу при особе ее величества.

Приняла государыня нового таврического губернатора генерала Бойсмана. Много говорили о Крыме, а затем перешли на беспорядки. Царица высказала свой взгляд о мальчишках и девчонках и главное значение придавала продовольственному вопросу вообще и выпечке хлеба в Петрограде. Ей понравилась мысль Бойсмана о том, чтобы Хабалов стал выпекать хлеб в казенных хлебопекарнях, и государыня поручила Бойсману побывать у Протопопова и передать ему, дабы он обсудил этот вопрос с Хабаловым.

Государыня была против репрессивных мер, и особенно против стрельбы. «Не надо стрельбы, не надо стрельбы, — повторяла несколько раз государыня. — Нужно только поддерживать порядок». Государыня поручила Бойсману повидать меня и передать мне, дабы я не преследовал очень одного из моих подчиненных в Ялте, который в это время уже был уволен от службы. Вернувшись из Царского, Бойсман приехал ко мне, передал мне поручение императрицы и рассказал всю их беседу о текущем моменте. Было ясно, что царица совершенно не понимает его.

Глава 32

26 февраля, воскресенье, в Петрограде. — Волнения на улицах и подавление их войсками. — Стрельба по толпам. — Учебная команда запасного батальона лейб-гвардии Павловского полка. — В Царском Селе. — Императрица и ее настроение. Прием Н. Ф. Бурдукова. — Мой разговор по телефону с генералом Воейковым. — Бунт 4-й роты запасного батальона лейб-гвардии Павловского полка. — У Протопопова. — В Совете министров. — Роспуск Государственного совета и Государственной думы. — Телеграмма Голицына государю. — Настроение рабочих и революционной интеллигенции. — Настроения в Петрограде по результатам дня

26 февраля, в воскресенье, в Петрограде никто с утра не работал. Праздничный день. Газеты не вышли. Это сразу показало что-то неладное. С утра повсюду войсковые наряды. Мосты через Неву, все дороги и переходы по льду охраняются войсками. Всюду цепи, разъезды, посты. И несмотря на это, рабочие, одетые по-праздничному, и всякий люд, особенно молодежь, все тянутся со всех сторон к Невскому. Все препятствия обходятся. С отдельными солдатами, постами разговаривают мирно, дружелюбно. Среди рабочих, особенно в Выборгском районе, появился лозунг — брататься с солдатами. Пешей полиции не видно. Это производит тревожное впечатление. Всюду войска.

В тот день я должен был обедать у знакомых в Царском Селе. Я предполагал воспользоваться случаем и переговорить по прямому проводу со Ставкой — с генералом Воейковым. Вот почему, чтобы быть в курсе всех событий, я около 11 утра, сговорившись заранее, приехал к С. П. Белецкому. Он жил недалеко от Соляного города. Ехал по Фонтанке — пустынно, неприятно. Около дома Протопопова — наряд. Жандармы.

Белецкий был серьезно встревожен. Он