— Чего?

— Прямо сейчас! Никому ничего не объясняя! —  Невероятно быстрым шагом девушка подлетела к шкафу, извлекая оттуда свой чемодан. — Бери Антошку, минимум вещей…и в аэропорт!

— Лера?

Она ее не слышала —  с нездоровой активностью паковала вещи. Но и Анна времени зря не теряла: все выкладывала обратно.

— Что происходит?

— Потом объясню!

— Нет, сейчас.

— Я не могу сказать Герману о ребенке! Ясно?

— Почему? Он что же, не от него?

От возмущения она поперхнулась воздухом:

— Я тебя ударю, за подобные мысли! —  Закричала, не в силах сдержать обиду. —  Для меня никого, кроме него не существует! Я только ему принадлежу!

— Тогда, я совсем запуталась…

— Прекрати выкладывать мои вещи! Не трогай!

— Успокойся! Никуда я тебя не отпущу. Тем более в таком состоянии!

— Отойди…по-хорошему прошу! —  Лера уже гневно шипела.

— Почему ты не можешь сказать своему мужчине о ребенке?

Не выдержав, принялась вырывать из рук Смирновой свой чемодан:

— Потому что нет у меня доказательств! Вот рожу, и сразу же вернусь. Тогда сделаю тест на отцовство, и…он поймет, что я не вру. А пока…нельзя так рисковать. На кону жизнь моего малыша!

— Лера, милая, да что же это такое? На кой черт тебе сдались доказательства? Вы любите друг друга. Собираетесь пожениться!

— Собирались! С-О-Б-И-Р-А-Л-И-С-Ь. Откладывается свадьба, месяцев на девять! Или же вообще…отменяется.

— Не совершай ошибку, умоляю! —  Отбросив в сторону злосчастный чемодан, женщина схватила ее за плечи. Встряхнула. — Так нельзя!

Она замерла на миг, вцепившись руками в собственные волосы. Голова шла кругом:

— Ты не понимаешь…не понимаешь! Он совсем недавно признался мне, сказал…

— Да?

— У него не может быть детей, Аня! Не может! Герман долгое время лечился от бесплодия, но все напрасно. И вдруг я, и…и! Черт! Да как я докажу ему, что не изменяла? Что ношу под сердцем именно его ребенка? Как?

— Господи!

— У меня нет выбора. —  Произнесла потухшим голосом. —  Скажи, какой идиот поверит в подобный бред, если я сама в него не верю?!

— Тот, который любит тебя, до…бл*дского умопомрачения!

Испуганно вздрогнули обе, ведь последняя фраза…не принадлежала никому из них.

Спирина резко обернулась на звук, и едва не потеряла сознание.

И черт его знает, от страха или облегчения.

Он находился здесь! Все это время. Курил на балконе. Вместе с ее отцом!

Все видел, и слышал!

Константин поманил Смирнову пальцем, и с притворной нежностью произнес:

— Анечка, подойди-ка ближе, золотко! Идем, поведаешь мне —  скоту бесчувственному — подробно, куда собралась увозить моего сына…

— Я не…

— Бегом, я сказал!

Больше Лера не слышала ничего и никого. В ушах стоял страшный гул. А стоило схлестнуться с взглядом Давыдова, напоминающим сейчас как минимум кипящую нефть, и вовсе забыла, как дышать.

Казалось, мужчина пожирал ее, порабощал, и присваивал одновременно.

Он решительно приближался, а она какого-то черта все пятилась назад, прикрывая руками самое ценное.

— Герман, — прокаркала пересохшим горлом, — пожалуйста…

О чем просила, забылось сразу же. Напрочь, вылетело из головы. Ведь в следующую секунду, он фактически преклонил перед ней колено.

Гордый. Несгибаемый. Суровый. У ее ног!

Громко всхлипнула, когда Давыдов резким движением распахнул полы махрового халата, и вжался лицом в обнаженный живот, опаляя прикосновением.

— Лера, умоляю, — шептал самозабвенно, осыпая порывистыми поцелуями. Царапая нежную кожу жестким наждаком отросшей щетины. — Скажи, что это правда, Мелкая! Скажи, что…это случилось с нами, на самом деле!

Не могла сказать —  язык онемел. Просто кивнула, давясь слезами.

В тот же миг, он подхватил ее на руки, и спустя несколько ударов сердца, распял на кровати.

Обнаженную —  халат с нее предварительно содрал — и зареванную.

Но счастливую. Такую счастливую!

— Ты…что делаешь? —  Спохватилась вдруг, совершенно не понимая его намерений.

— Возвращаю должок, — усмехнулся, сверкая сильно повлажневшим искрящимся взглядом.

И тут ее осенило…

Господь милосердный!

Да в его душе бушевал такой же ураган, ведь он едва сдерживал слезы!

— Должок?

— Помнится, как-то…я обещал вылизать тебя всю! С ног, до головы. Было дело?

— О, Боже! —  Рефлекторно выгнулась навстречу своему мужчине. — Да!

— Бежать она собиралась! —  Хрипло. Властно раздвигая ее бедра. —  Дурочка!

— М-м-м!

— Все равно, нашел бы. А после наказал, да так, чтобы неделю не смогла приземлиться на свою обворожительную задницу!

— Ай! —  Взвизгнула, когда ягодицу обожгло от внезапного шлепка. —  Да поняла я, поняла! Придурок!

— Ст*рва! —  Вернул с такой невероятной нежностью в голосе, что кожа покрылась крупными мурашками. — Маленькая. Любимая. Моя!

— Герман…

— Моя, слышишь? Пока дышу! И даже дольше!

* * *

Они расписались на следующее утро! В тайне ото всех.

Едва забрезжил рассвет, Спирина Валерия Константиновна превратилась в Давыдову.

Она не знала, сколько денег пришлось для этого «даровать» работникам ЗАГСа —  вся организация легла на плечи Германа — но возражений не имела.

Слишком сильно хотела стать его женой. Принадлежать ему!

Какой же скандал ожидал их дома, когда «старшие» узнали о столь детской выходке. Конечно, лекцию выслушать пришлось, но не обошлось и без манипуляций. Стоило разгневанному семейству сильно повысить голос, девушка мгновенно начинала изображать сильнейший токсикоз.

Все тут же смягчались, делая скидку на ее положение.

Однако даже «сильнейший токсикоз» не спас новую ячейку общества от постановочной регистрации и свадебной церемонии, организованной, исключительно, дабы уважить «высоких гостей» обоих семейств.

Благо, выступать на публике для них оказалось не в новинку, а потому справились со своей ролью безукоризненно.

К тому же, у Леры появилась замечательная возможность, подтолкнуть к сближению Регину и Романа, которых специально выбрала свидетелями. Так сказать, помочь коллегам сдвинуться с мертвой точки. Следуя ее хитроумному плану, Глеб весь вечер уделял Переплетчиковой знаки внимания, тем самым провоцируя Антипова на ревность. И не зря —  мужчина буквально сатанел, когда во время многочисленных танцев рука парнишки находилось в опасной близости от упругих ягодиц Регины.