– Время у нас есть, мы подождем! – весело сказал напоследок Ефим.

Жизнь плавно текла своим чередом, к счастью, без неприятностей. Старшие дети после замечательно проведенных летних каникул уехали. Младших мы определили в детский садик, чтобы они привыкали к обществу других детей и взрослых. Солнечный зайчик Фимочка ходил с няней в специальную группу для малышей, где с ними активно занимались.

Эти тенденции вошли в жизнь карапузиков не очень давно. Начиная с полугодовалого возраста, младенцы приступают к учебному процессу, что в принципе неплохо, но я бы не хотела оказаться на их месте. До своих семи лет я росла абсолютно свободной личностью и в первый класс пошла, не зная ни одной буквы и цифры, поэтому учеба была в новинку и в радость, и у меня при этом было самое настоящее детство, которое я с огромным удовольствием вспоминаю и сейчас.

Прошло почти полгода, и вот однажды среди принесенных Аней писем я обнаружила одно неизвестное с круглым штемпелем почтового отделения Ленинградской области. Письмо пришло из женской колонии от… Валерии Золотовской. Вздрогнув, выронила его из рук. Я боялась вскрыть конверт. Господи, просто всплеск отчаяния! Когда же эта сволочь оставит мою семью в покое?! Или, черт побери, этот хомут я так и буду всю жизнь таскать на шее?! Для храбрости выпила рюмку водки. Наконец, в моих руках оказался листок, исписанный мелким почерком. «Здравствуйте, Оля…» «Надо же, – удивилась я, – впервые обратилась ко мне по-человечески», «…может вы и не будете читать мое письмо, но знайте, только сейчас я поняла, как была неправа и как перед вами виновата. Христом богом прошу, простите меня за всё, что вам пришлось из-за меня пережить! Не ведала, что творила! И не подумайте, что мое раскаяние связано только с положением, в котором я сейчас нахожусь. Получила по заслугам справедливо! Мне бы на колени перед вами встать за доброту, терпение и за сына Фиму. Знаю, что в ваших заботливых руках он вырастет настоящим человеком…»

Строки заплясали и начали расплываться. Эта несчастная девчонка сама-то росла как волчонок, нелюбимая и никому не нужная, и сейчас никого у нее на этом свете, кроме нас с Ефимом, нет! «…За это время я о многом передумала. О том, как жила и живу, что делаю, и поняла, что к прошлому возврата больше не будет никогда, я вам это обещаю. Если сможете меня простить и черкнете пару строк, буду счастлива. Пожалуйста, прошу вас, не держите в сердце зла. Поцелуйте от меня сыночка. С уважением, ваша Лера».

Я еще долго сидела за столом, читая и перечитывая письмо Валерии, потом позвонила Розалии…

Надо сказать, я с удовольствием посещаю подругу и привожу ее мальчишкам гостинцы. За эти полгода наши малыши разительно переменились, превратившись из забитых испуганных существ в чрезвычайно бойких и веселых ребятишек. Генерал стал счастливым отцом двух таких чудных пацанов, и уже решил отдать их, когда подрастут, в суворовское училище. Когда Олег был свободен, мальчишки практически все время находились с ним. Он ими занимался, водил в кружки, развивал и с удовольствием возился, чем доставлял несказанную радость своей супруге. Розка была на «седьмом небе» от счастья. Она даже помолодела! Кстати, у бабули Олега нарисовался было шестидесятипятилетний жених, который, увидев дом «невесты», решительно заявил:

– Мне здесь очень нравится и все устраивает! Завтра же перееду, надо только чемодан собрать.

Такая наглость «брачующегося» супругам Акуловым не понравилась, и они выдворили нахала за дверь. Зато в одночасье лишившаяся жениха бабуся Олежки показала домашним, где раки зимуют. Она устроила форменную истерику, стеная и упрекая бессердечных домочадцев в том, что они разрушают ее нелегкую личную жизнь! Алевтина Ромуальдовна никак не желала расстаться с долгожданным принцем, который, правда, не имел не только дворца и лошади, но и какой-нибудь задрипанной хижины и вислоухого ишака! Она даже порывалась уйти из дома вслед за любимым, но услышав, что за съем жилья непременно придется платить из собственной хилой пенсии, немного приутихнув, решила пока не спешить, ожидая теперь нового юного кавалера, пусть и безлошадного, но хотя бы с жилплощадью. Кроме того, категорично заявила близким, что впредь не намерена всю оставшуюся сознательную жизнь посвящать себя внуку и правнукам, поскольку еще жива и у нее есть планы и личные интересы! Как будто бабуленция собиралась прожить еще как минимум лет двести!

Едва я заикнулась о письме Леры, как Розалия сразу же накинулась на меня.

– Вот удивляюсь тебе, Ольга, почему ты такая наивная? Почему ты всем веришь?! Мужу своему доверяла – обманывал, Алексею верила – кидал тебя неоднократно, эта шлюха тебе столько неприятностей принесла, а сейчас крокодильи слезы льет – веришь! Ну не пора ли уже опуститься на землю?!

– Розочка, ты не права, – пыталась я вставить хоть слово в свое оправдание, – девочка искренне раскаялась. Поверь, не может человек, который обманывает, писать такие слова!

– Да ничего она не раскаялась, просто в тюряге за жопу взяли, за решеткой сидеть – это вам не в постели женатых мужичков кувыркаться! Неужели не понимаешь, что перекантоваться ей надо! Видимо, передачки получать не от кого. Настоящий волк в овечьей шкуре!

– Зачем ты так? В тюрьме и мужику-то не сладко, не то что девчонке, – я встала на защиту Золотовской. – А что она в жизни видела? Унижения, вечно пьяных родителей, нищету, трахающих ее за «бабки» богатых мужиков. Ничего хорошего! Хотела выкарабкаться из этой ямы, по молодости натворила дел, да попала в жуткий переплет. Вот когда пришлось задуматься о собственной судьбе! И что же в этом плохого?

– Плохое в том, что ты для своих лет слишком наивная тетка! Сейчас она опять змеей вползет в вашу семью и снова начнет покушаться на твоего мужа и сына. Таких людей, как эта сука, и могила не исправит!

Я промолчала. Все может быть. А вдруг притворяется? Вдруг всё так, как говорит Розалия? Я опять поверю, пожалею, а она снова нанесет мне удар в самое сердце?!

И тут Розалия сказала то, чего я не ожидала услышать.

– Если хочешь убедиться, можем съездить в колонию и встретиться с ней. Слава богу, еще недалеко, все-таки не Магадан или Колыма – край света. Я готова, – строго сказала она, – сопровождать тебя в этой поездке. Хочу, чтобы ты сама поняла, что неправа, – Роза помолчала и тихо добавила, – и убедилась лично!

Я молча с благодарностью обняла подругу, и так мы простояли, наверное, минут пять.

– Фиме говорить? – посоветовалась я с ней. – Он точно озвереет!

– Лучше сказать, потому что данный вопрос и его касается! В конце концов, это по его вине в твоей жизни появилась эта мымра!

Ефим не озверел. Он помолчал, потом, пожав плечами, сказал:

– Ничего не могу тебе сказать, Олечка, делай, как знаешь.

А что ему еще оставалось? Только довериться мне.

И через две недели мы вылетели в мой родной Петербург. Боже мой, сколько связано с этим чудесным городом! Сколько было всего и хорошего, и не очень, начиная с вокзала, когда мы впервые вступили на платформу тогда еще Ленинграда и когда в последний раз я помахала мамочке рукой, насовсем покидая родной город. Здесь прошли мои лучшие годы. Детство – с любимым домом пионеров, где я с удовольствием занималась в танцевальном кружке; юность – пролетевшая в знаменитом тогда еще хореографическом училище, а не Академии русского балета имени А.Я. Вагановой – прекрасные, замечательные, беззаботные годы, промелькнувшие, как сон; молодость – с первыми уроками в качестве преподавателя танца, с кавалерами и свиданиями, первым замужеством и рождением ребенка и, наконец, зрелость – с необратимыми переменами в той стране, где я жила и была счастлива, с ее страшной действительностью, переделом собственности, бандитизмом, постоянной угрозой для жизни и решительным отъездом в чужую незнакомую страну навсегда…