и обещал, он дает мне все, что я хочу. И это забавно, потому что я думала, что хочу кончить, но нет. Чего я действительно хочу, так это его следующих слов.

— И я принадлежу тебе, — он замирает во мне.

Это ничего не подозревающее признание заставляет мое сердце трепетать. Возможно, я слышала их раньше, но сейчас все по-другому. Я ахаю, мои глаза распахиваются, чтобы восхититься им. Тихая свирепость светится на его лице, когда он смотрит на меня сверху вниз с таким обожанием, что мне кажется, я могла бы лопнуть от одного только зрительного контакта. Он наклоняет мои бедра и возобновляет свои движения — занятия любовью, — акцентируя свои следующие слова глубокими, уверенными, размеренными толчками, гарантируя, что я почувствую искренность в его словах, поскольку он отражает их глубиной своих движений.

— Я весь твой.

Больше никаких разговоров, и в течение следующих нескольких секунд мы создаем устойчивый темп. Просто так, мы кончили вместе, его признание мастерски срежиссировало сенсационный совместный оргазм. Наше освобождение горячее и влажное, наши тела изгибаются, когда мы погружаемся в забвение удовольствия, захлестывающего нас.

Несмотря на его попытки продлить наше освобождение неглубокими толчками, я удерживаю его там, мои стенки плотно сжимаются вокруг него, так что он не может пошевелиться, не хочет двигаться, пока я давлю со всех сторон, заставляя его наслаждаться этим моментом. Электрические разряды экстаза пробегают по мне, испепеляя нас, и мы издаем сдавленные стоны, наши рты приоткрываются друг для друга, разделяя одно и то же дыхание.

Когда все заканчивается, когда рассеивается последняя волна интенсивной, восхитительной эйфории, мы смотрим друг на друга. Он все еще нависает надо мной, перенося на меня чуть больше половины своего веса. Я призываю его отдать мне всего себя, мне нравится, какой он твердый и тяжелый. Он смягчается, и в этот момент я чувствую себя в такой полной безопасности, желанной и лелеемой, что, если бы у меня была возможность постоянно нести его бремя, я бы так и сделала.

Мы говорим о том, чтобы встать и привести себя в порядок, но никто из нас не двигается. Спустя время он скатывается с меня, но остается внутри, обнимая меня. Моя голова покоится на твердом изгибе его плеча. Через некоторое время наша тихая болтовня затихает, и мы просто смотрим друг на друга, наслаждаясь послевкусием.

— Резерфорд? — внезапно шепчу я срывающимся голосом. Необъяснимый порыв захлестывает меня, а я никогда не умела хорошо бороться со своими порывами. Мое сердце громко стучит у меня в ушах. Я уверена, что он это слышит — чувствует.

Есть кое-что, что я должна сказать ему сейчас, потому что нет другого момента, который был бы таким же идеальным.

Он напевает, на его губах появляется легкая улыбка.

— Да, Мириам?

Меня охватывает головокружительное возбуждение. Мое второе имя никогда раньше не звучало так красиво. Когда я заговариваю снова, я обнаруживаю, что мой тон стал менее напряженным, отражая страх, скручивающийся внутри меня.

— Мне кажется, я влюбляюсь в тебя.

От меня у него перехватывает дыхание, и это справедливо, поскольку он украл частичку моего сердца. Отис несколько раз сглатывает и, наконец, хрипит:

— Ты напугана?

Я молча прикусываю нижнюю губу. Он прижимает меня крепче, обвивая вокруг себя. Я растворяюсь в этих объятиях, и наши души сливаются воедино.

— Не стоит. Я уже жду, чтобы поймать тебя после падения. — Запечатляя нежный поцелуй на моем лбу, он дышит мне в лицо, молчаливо напоминая мне, что он мой идеал, как будто я еще не знала. Его признание запечатлелось в самой сути моего существа. — Я люблю тебя.

И хотя я, возможно, чувствую то же самое в каком-то смысле, я все еще не готова произнести эти три драгоценных маленьких слова вслух и вместо этого предпочитаю начертать их на его спине.

— Я знаю.

НАПОМИНАНИЯ

❤

o влюбиться в моего форди

Эпилог

Отис

Грета, недовольна мной, и что бы я ни делал, я не могу заставить ее не быть счастливой со мной.

То есть: она большая сумасшедшая.

— Это была шутка, — хнычу я, пытаясь взять ее за руку. Она вырывает ее у меня из рук и ускоряет шаг, идя впереди, чтобы сохранить дистанцию между нами. Я замедляю шаг, чтобы получше рассмотреть ее покачивающиеся бедра, любуясь тем, как покачивается ее задница при каждом ее сердитом шаге.

Тело Греты идеально. Ее задница, ее сиськи, о, не говоря уже о ее киске. Черт, я люблю эту киску.

— Поторопись! — рявкает она, когда замечает, что я отстаю.

— Да, мэм. — я ускоряю шаг и хватаю ее за руку, когда подхожу к ней, глупо добавляя: — Это действительно была шутка.

Ошибка номер один. Грета, вырывается и практически бежит вперед трусцой. Ей нравится держаться на расстоянии, когда она злится, хотя бы ненадолго. Я — полная противоположность, нуждающаяся в немедленном примирении.

Но мы разбили лагерь, что делает расстояние невозможным. И хотя сегодня утром я пообещал уважать ее границы после того, как сказал то, что ее расстроило, я этого не делаю, потому что мы почти достигли конечного пункта назначения, и мне действительно нужно, чтобы она не злилась на меня, когда мы доберемся туда, иначе это испортит мой сюрприз.

— Шутки должны быть смешными, Морган, — бросает она через плечо. Морган. Так она называет меня, когда злится на меня. Ее отец называет меня Морган. Мерзость. — Разве это похоже на то, что я прикалываюсь?

Я бегу трусцой, чтобы догнать ее, осторожно, чтобы не споткнуться о ветку, как в прошлый раз, или, может быть, мне следует споткнуться и упасть, раз уж она раньше так забавлялась. Когда моя походка совпадает с ее, я отступаю назад, лицом к ней, чертовски хорошо зная, что она позволит мне упасть на задницу, если на моем пути возникнет препятствие. Положив оба указательных пальца на уголки ее рта, чтобы вызвать улыбку, я игриво щебечу:

— Теперь ты знаешь!

Ошибка номер два. Ты в ударе, Морган.

Она останавливается как вкопанная, и мой пульс учащается. Предполагается, что прямо сейчас я должен бояться, но я немного возбужден. Во-первых, ее облегающая спортивная куртка расстегнута достаточно, чтобы продемонстрировать ее замечательные сиськи. И, во-вторых, Грета Мириам Сахнун чертовски привлекательна, когда злится, что делает противостояние с ней скорее стимулом, чем сдерживающим фактором.

— Убери от меня свои руки, пока я их не сломала.

Я быстро отступаю, пряча свои делающие деньги руки за спину — не от страха, а потому, что беспокоюсь, что могу