полуночников. Они всеми силами старались быть тихими и незаметными, но алкоголь в крови и ветер в голове не позволили. Пол скрипел под весом ежесекундно тяжелевших ног, желающих донести остальное, что выше пояса, до коек, дабы окунуться в такой сон, что с оркестром не разбудишь. Смешки и разговорчики слышались все явственнее.

Я очнулся. Вот-вот откроется дверь и в комнату залетят виновники моего ночного бодрствования. Я настроен встретить их подобающе. Схватив ремень, я поднялся с табуретки и прижался спиной к стенке прямо между шкафом и дверью. Негодники зайдут в номер и оставят меня позади, а там… Я пристроил ладонь к выключателю.

Со свистом распахнулась деревянная дверь, и гурьба хоккеистов в верхней одежде ввалилась в помещение, придерживая друг друга. Внимание возвращенцев приковал беспорядок.

— Что за поебота?! — произнес кто-то.

— Особо обидчивые отомстили. Хули ты хотел?

Я толкнул дверь. Она захлопнулась, потушив единственный источник света.

Абдуллин потянулся к выключателю — я вцепился пальцами в его запястье.

— Ай, бля!!! — испугался он и машинально прописал хук по стенке в паре сантиметров от моей головы. Из темноты стенка ответила Артему разящим и обжигающим ударом по животу. То ли хлыстом, то ли ремнем. Голкипер взвыл и рухнул на руки к собутыльникам, которые не успели сообразить, что к чему.

Включившийся свет полоснул нарушителям режима по зрачкам. Напротив хоккеистов с воинственным видом и с ремнем наперевес стоял я. На лицах беглецов нарисовался удивленный испуг. Еще бы, их раскрыли.

— Зря вы вернулись, — злобно выцедил я. — Если ищете легкой смерти, то вам в окно! КАКОГО ХРЕНА???!!! — вскричал я, вырубил свет и кинулся на квартет дезертиров, хаотично размахивая ремнем.

Кому прилетело по рукам, кому — по ногам, кому — по спине, по плечам, по попе. Все, не ориентируясь в темноте, стукались друг об друга, спотыкались об одеяла и одежду на полу, ударялись об шкафы, тумбочки, табуретку, прыгали на кровати, лишь бы не получить удар импровизированной плетью. Мой звериный оскал (вкупе с бешеными глазами) словно светился во мраке. Я представил себя вооружившимся лассо ковбоем, хлеставшим непослушных и строптивых лошадей.

— Ну что, твари, задрожали?! Думали, Петька не узнает?! — размахивал ремнем я, не желая мириться с мыслью, что меня перехитрили. — Меня напоить легче, чем из равновесия вывести. А вам удалось! — хоккеисты боязливо рассредоточились по комнате.

— Успокойся, псих! — крикнул Кошкарский — в сторону источника звука последовал удар ремнем — Степку шлепнуло по ногам так, что он чуть не шмякнулся на постель, на которой стоял.

— Предупреждали же вас! Одна такая выходка — коньки на гвоздь! А вы что сделали?! — кричал я, совершенно позабыв о конспирации — возня и возгласы могут привлечь ненужное внимание. — Доигрались?! Вас же вышвырнут из команды! — я всматривался в лица каждого из игроков, пытаясь отыскать хоть каплю сожаления и раскаяния. — Чем вы думали, когда сбегали?! Вы не только карьерой… вы жизнью своей рискуете.

— Хорош надрываться, придурок. Всю общагу перебудишь!

— Плевал я на всех! Ваши спят глубоким сном, ведь нажрались как свиньи! Отчего к вам, товарищи, еще больше вопросов. Вы не то что на хоккеистов… вы на людей непохожи! — продолжил агрессировать я. — Да я вас… в унитаз спущу!

Пашка Брадобреев решил прикинуться, что ему поплохело — он театрально схватился за живот:

— Только не надо про унитаз! — он спрыгнул с кровати и направился к выходу, но я со всех сил огрел кудрявого по спине — тот споткнулся и распластался у порога. — Куда ты собрался?! Я никого не отпускал. Отвечай, бестолочь, где еще двое?! — я схватил Брадобреева за кофту.

— Откуда ты…

— Чибриков где, говори?! Зеленцов где?!

— Бречкин, — поправил меня Митяев.

— Бречкин?! По нему вообще тюряга плачет. Где они?! — в тот момент я был на таких шарнирах, что напоминал буйно помешанного.

— К себе пошли, — ответил Брадобреев, который боялся подниматься с пола.

— Чудно! — завладев ключами от номера возмутителей порядка, я объявил. — Я сейчас вернусь. Из номера носа не высовывать. Будем решать, что с вами делать.

— А в туалет? — уточнил Степа.

— В бутылку сходишь, Кошкарский. Благо их тут целое море.

Я скрылся в коридоре.

— Блять, что это было? — спросил Абдуллин, потирая костяшки пальцев после встречи со стенкой.

Остальные восприняли вопрос как риторический.

Богдан Чибриков уже успел скинуть с себя верхнюю одежду, передвигаясь по номеру на цыпочках. Он как на раскаленных углях подпрыгнул, когда я ворвался в помещение. Проныра знатно матюгнулся: пришли по его душу.

— Догадался, да? — разочарованно спросил Чибриков.

— А как же, — ответил я. — Не вы одни здесь умные.

— На чем мы спалились?

— Марш за мной. Объясню.

— Выбора у меня, похоже, нет, — Богдан покосился на ремень в моих руках.

— Ты догадлив. Прошу.

— Зачем вы меня разбудили? — сквозь сон вещал Малкин. — Мне снились бабы.

— Это видно, — заметил чуть приподнятое одеяло я. — Смотри, пистолет свой не сломай, — ввернул я напоследок, выводя Богдана из номера, словно заключенного из камеры.

Вскоре вся компашка собралась в дальней комнате. Пацаны, уставшие и понурые, расселись на кроватях. Я садиться не стал, а только зацепил руки в замок за спиной и вещал стоя:

— Дорогие мои, вам известно, который час? Учтите, это была самая длинная и бессонная ночь в моей жизни. Так что хорошенько подумайте, прежде чем отвечать на мои вопросы.

— Да мы… — начал Абдуллин.

— Не раздражай меня, Абдуллин. Лучше сядь, — жестом усадил голкипера я. — Как это понимать? Я вас что, развлекаться отпускал?

— Кто ты такой, чтобы… — начал Бречкин.

— Е-мое! У вас на носу ответственная игра, а вы угашенные как бичи! Нас же завтра всех четвертуют за это!

— Тебе-то что? — открыл рот Чибриков. — Это не твоя проблема.

— Ошибаешься, Чибриков.

— Петь, давай без нотаций, — Арсений всеми силами желал съехать с беседы, иначе всплывет уйма всего интересного, что заставило бы меня застрелиться на месте, прежде порубив остальных на куски. — Не очкуй так. С утра будем как новенькие.

— Будто на утро ваша синька исчезнет. Меня интересует сам факт…

— И не такое бывало. Будем в форме, — присоединился к другу Пашка. — Одна же игра всего.

— Одна игра?! О чем ты говоришь?! В вашей жизни каждая игра должна быть важна, будто она последняя. С таким отношением профессионалом не станешь. Вот кто вы после этого?! — все молчали. — А в ответ тишина! Я так этого не оставлю… К гадалке не ходи, Митяев, это ты придумал.

— А почему сразу я?!

— Это задачка для первоклассника. Я чувствую, что вы многое от меня скрываете. А эти храпящие овощи в комнатах — это