Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Выслушав его, Софья задумалась.
Кому понадобилось снова приходить к Протасову? Убийце? Зачем? Во-первых, квартира была опечатана. Во-вторых, за ней могли установить наблюдение, а в-третьих, убийца, кажется, забрал то, зачем приходил. Или там еще что-то было?
И вдруг ей в голову пришла неожиданная, немного дикая мысль.
– Вдруг это был не убийца, а кто-то третий, который не знал, что все уже вынесли?
Протасов кивнул.
– Мне пришло в голову то же самое. Хотя странно. Следуя логике, получается, что этот третий не в курсе случившегося.
– И он не догадывался о том, что произошло убийство. Иначе побоялся бы идти. Может, они были сообщниками? Убитый и этот. Третий ждал первого с добычей и, не дождавшись, решил выяснить, что произошло.
– Ну хорошо, пусть так. Но квартира была опечатана! Он же не мог этого не заметить.
– Стрессанул! Не ожидал! Вошел, потому что хотел убедиться: все так, как кажется!
– То есть третий – человек неосведомленный и к тому же идиот. Квартира могла быть под наблюдением.
– А она была?
– Нет. Никто же не думал, что туда может заявиться кто-то еще.
Софья фыркнула.
– Менты вообще думать не умеют!
– Умеют. Просто появление третьего не укладывалось в схему.
– А много им вообще известно об этом деле, кроме того, что ты ни при чем? Или они тебя не посвятили?
– Не посвятили. Но кое-что я понял из вопросов. Поскольку на коробку они внимания не обратили…
– Как и на платок, – вставила Софья.
– То считают, что убитый стал жертвой криминальной разборки.
– А при чем тогда развороченная печь?
– По версии следствия, в печке прятали то ли деньги, то ли ценные вещи, о которых знали убитый и убийца. Первый решил кинуть подельника, тот об этом узнал и убил предателя.
– А следы посторонних предметов как же?
– В печке действительно находился посторонний предмет, они это выяснили и дальше копать не стали. Его вынес убийца, и на этом точка. Знаешь, даже к лучшему, что коробку и платок нашли не они.
– Не согласна. Рано или поздно они поняли бы, что ты невиновен, но продвинуться могли гораздо дальше, чем мы. У них для этого целый арсенал!
Протасов пожал плечами.
– Скорее, в полиции решили бы, что это мусор, и выкинули.
– Да почему? – возмутилась Софья.
– Иначе коробку и платок забрали бы сразу. Не может быть, чтобы их не заметили криминалисты.
– Они же не возле трупа лежали, ты сам говорил.
– Да какая разница! Профессионалы должны…
– Так то профессионалы! А у нас были менты из районного управления!
– Ты права. Следователь приходил уже после того, как я нашел коробку с платком.
Протасов задумчиво потер лоб.
– Раздумываешь, не отнести ли вещички в следственный комитет? – догадалась Софья.
– Есть такая мысль.
– Я тебе сразу предлагала, но ты считал, что это может повлиять на твое положение.
– Тогда мне так казалось, но теперь уже точно известно, что человека убили по крайней мере за час до моего прихода.
– За сорок минут. Я слышала грохот, а потом вскрик. Хорошо, сразу не побежала. Решила, что у меня глюк. Голохватову, кстати, ничего не сказала. Не знаю почему.
– Правильно сделала. Это все равно ничего бы не изменило. Время смерти и моего прихода они выяснили сами: узнали, когда прибыл поезд, плюс дорога.
– Тогда почему так долго держали?
– Ждали, когда найдется другой желающий на роль убийцы.
– Нашелся?
– Нет. Но известно имя убитого. Георгий Вайцман, сорок четыре года, мелкий бизнесмен из Нижнего Новгорода.
– Негусто.
Протасов пожал плечами.
– Он приходил за коробкой, это ясно. И знаешь, Софья, меня очень интересует этот третий. С кем из них он связан, с убитым или с убийцей?
– Моя версия, что они с убитым Вайцманом заодно, тебе убедительной не кажется?
– Это один из трех вариантов.
– Как из трех? – удивилась Софья и отложила вилку. – Их всего два.
– Мне кажется сомнительным, чтобы за прошедшие дни третий – если он подельник – не выяснил, куда подевался дружок, без посещения квартиры. А убийца? Он сам по себе или выполнял заказ? Чей? Ведь можно допустить, что как раз того, кого мы называем «третьим»?
– Ты хочешь сказать, что третий не подельник, а наоборот?
– Да, но тогда кое-что довольно странно. Получается, убил и исчез, не предупредив заказчика. Или есть еще и четвертый. Тогда вполне вероятно, что тот, кто ко мне приходил, вообще не знал ни убитого, ни его убийцу.
– Убийцу могли использовать вслепую. А потом он решил заглянуть в коробку и понял, что выгоднее забрать добычу себе.
– Тогда вариантов еще больше, – кивнул Протасов и неожиданно похвалил:
– Ты молодец. Хорошо думать умеешь.
Софья пренебрежительно фыркнула, но на самом деле ей было приятно.
Оказывается, ее очень давно никто не хвалил.
– А ты думал, у меня мозгов нет?
– Надеялся, что есть, но… не так много.
Софья расхохоталась. Как-то смешно он это сказал.
Протасов взял с тарелки мякиш, размял и стал катать из него шарик.
– Знаешь, мама родила меня уже после сорока. Я до сих пор не понимаю, как она решилась при такой жизни. Отец завербовался на строительство. Поехал за длинной деньгой, и мать потащилась за ним. Они бездетные были, так что на Большой земле ничего не держало. Ну а там жизнь была нелегкой. К тому же отец стал спиваться и руки распускать. Даже после того, как я родился. Он ей половину зубов выбил, а вставлять, как ты понимаешь, было негде, да и не на что. Смеющейся я мать не видел ни разу. Она старалась, чтобы никто не заметил ее щербатый рот. Губы все время морщила. Такой я ее и запомнил: рот, стянутый в ниточку, и морщинки вокруг. Еще ребенком я решил, что вырасту, стану богатым и вставлю маме самые красивые зубы. Знаешь, прилечу, как волшебник в голубом вертолете, и осчастливлю. Она будет смеяться во все горло и станет красивой. Заработать на зубы я не успел. Мне было шестнадцать, когда мама умерла. Я долго жалел, что не смог ничего для нее сделать, а намного позже понял, что дело было не в зубах. Просто у нее не было причин для смеха. Даже для улыбок. Когда женщина счастлива, она смеется, и ей наплевать, какие у нее зубы. Тогда я решил сделать все, чтобы моя женщина хохотала во все горло.
– Не получилось?
– Получилось, но совсем не так, как я мечтал. Я старался