изо всех сил. Но Наташа смеялась только при виде нового колечка, новой машины, еще чего-то важного для нее. Сначала я и этому радовался, а потом… Когда ничего этого не было – а такое случалось, – она ходила, сжав губы. Постепенно радостные минуты становились редкостью. Я мучился ужасно.

– Почему? Себя винил?

– Считал, что не справился. Не смог.

Иван раскатал кусочек мякиша в колбаску, потом слепил в колечко и снова смял. Софья смотрела и слушала – не дыша.

– Когда ты пришла тогда, я был поражен. Первое, что ты сделала, – покатилась со смеху. Это было так красиво! Я немного очумел даже. Подумал: какой-то мужчина делает эту женщину счастливой. А потом понял, что счастливой ты сама себя делаешь. Тебе не нужен кто-то со стороны. Такой тип женщин я еще не встречал.

Хлебный мякиш снова стал шариком.

– Не знаю как, но ты, кажется, избавила меня от комплекса волшебника-неудачника.

Неожиданно он закинул шарик в рот и запил остывшим кофе.

– Вуаля!

Софья, ни разу не выступавшая в роли психотерапевта, улыбнулась. Оказывается, у больших сильных мужчин тоже бывают детские комплексы.

– Обещаю: тебе не придется напрягаться, чтобы меня осчастливить. Достаточно того, что ты рядом.

– И все?

– И все. Слушай, а ты не пробовал лепкой заняться? У тебя здорово получается.

Иван понял, что она хочет снять некую пафосность минуты, и в тон ответил:

– Только в детском саду. Но мой заяц на конкурсе работ младшей группы занял первое место.

Они рассмеялись и потянулись друг к другу.

Днем они пошли гулять. Софья давно не ходила по питерским улицам без всякой цели, и это оказалось очень приятно. Потом был обед в маленьком ресторанчике, плавно перешедший в ужин, а затем новая прогулка, на этот раз на кораблике.

Иван остался на ночь. Или даже не так – они вообще не заметили, что наступила ночь. Может быть, потому, что осенью дни становятся короче, а может быть, просто потеряли счет времени.

Иногда они возвращались в реальность, отправлялись в кухню и что-то пили-ели. А потом их снова закручивало в водоворот страсти, нежности, чувственности и вдохновенных ласк. Такая коллаборация разных жанров была в новинку для обоих, поэтому накал только возрастал.

Некое отрезвление наступило поздним утром, их мысли снова вернулись к тревожным событиям.

– А как ты догадался, что кто-то приходил уже после?

– Он наследил, а потом замел тряпкой. Дурак. Еще заметней стало.

– Много наследил?

– Всюду. Непонятно только зачем. Из коридора видно, что печь разворочена, а он для чего-то везде прошелся. Что хотел?

– А может, поверить не мог, что его оставили с носом?

– Все равно странно.

Софья приподнялась на локте, чтобы видеть его лицо.

– Если это подельник Вайцмана, то его можно вычислить. Круг общения и все такое. Ну а если он из другой оперы, то…

– То лучше всего пойти к следователю. Мне кажется, мы зря время теряем.

Возражать Софья не стала, а вместо этого поинтересовалась, что Иван собирается делать завтра.

– В кружок пойду записываться, – объявил он мечтательным голосом.

– Какой еще кружок?

– Лепки из пластилина.

– Прекрати смеяться. Я серьезно.

– Я еще неделю в отпуске. Представляешь, следователь сказал, что в часть сообщать о моем задержании не будут. Мол, это была ошибка и тому подобное. Наши даже не догадываются, как здорово я тут отдыхаю. Уверены, что ремонт заканчиваю и скоро приглашу на новоселье.

– Смешно, – отозвалась Софья и улеглась обратно, в тепло его подмышки.

Она решила не говорить Протасову о своих планах. Хочет идти к следователю, его дело. А она завтра на работе улучит время и поищет этого Вайцмана в Интернете. Ну просто… из интереса. Все равно он ни для кого уже не опасен, раз труп.

И почему она не сделала этого раньше?

Они немного помолчали, думая каждый о своем, а потом между ними опять начались странные химические процессы, которые не давали им успокоиться до самого вечера.

Мама, распрекрасная и великолепная

На ее рабочем столе лежали приготовленные и заботливо сложенные аккуратной стопочкой бумаги. Сантиметров тридцать в высоту.

Да-с, это вам не мешок фасоли разобрать. Тут до обеда. Не поднимая головушки.

Софья посмотрела на кипу и так и эдак, а потом сдвинула ее на край стола и включила компьютер.

Человек, который сообразил, что работа – не волк, в лес не убежит, был самым разумным существом на планете.

Георгия Вайцмана она нашла быстро. Даже усилий прикладывать не пришлось. Жил на окраине Нижнего, занимался перепродажей запчастей и ни от кого не прятался. В соцсетях было полно фотографий, но только его одного. Вот он за рулем машины, вот на рыбалке, вот лопает шашлык, вот опрокидывает рюмку водки. Незамысловатая физиономия, глуповатый вид. А где жена? Где друзья-собутыльники?

Софья несколько раз пересмотрела фотографии, пытаясь про этого Вайцмана хоть что-нибудь понять, но безуспешно. На одном из снимков он широко улыбался, показывая ряд стальных зубов. Из фильмов она знала: такие зубы говорят о том, что человек сидел на зоне. И как это проверить? Ну сидел и сидел. Дальше что?

Несколько разочарованная, Софья переключилась на рабочие проблемы и мысли о Протасове, а ближе к обеду директор вдруг надумал провести совещание.

Звонок раздался, когда совещание только началось. Софья потихоньку вынула сотовый из кармана и скосила глаза. Шарманова. С чего вдруг? Кажется, соскучиться по подруге еще не должна.

Софья стала писать сообщение, что перезвонит позже, но проклятое любопытство уже начало свою разрушительную работу. Она скривила физиономию, прижала к щеке ладонь и стала делать пассы. Жалостливый директор кивнул, и Софья, бочком выбравшись из-за стола, выскочила в коридор.

– Алло, Мариша, рада тебя слышать. Как ты?

– Слушай, забыла тебе сказать. Этот пакетик из замши отпечатался на платке неравномерно. С одного края отпечаток четче и глубже. Давление разное.

– И что это значит?

– В углу что-то лежало, маленькое и круглое.

– Колечко! – радостно воскликнула Софья.

– Ну… нет. Скорее камень.

– Какой камень?

– Ну не булыжник из мостовой! Бриль, ты вроде не тупая! Впрочем, насчет камня я тебе не как химик говорю. Просто в микроскоп было очень четко виден абрис. Примерно полтора-два сантиметра в диаметре.

Маришка говорила что-то еще, но Софья не слушала. Камень. Конечно. Драгоценный камень. Вот это поворот!

Кажется, она отключилась, не попрощавшись и не сказав «спасибо». Придется купить самые дорогие духи и презентовать Шармановой.

Однако сначала надо додумать тему до конца. Итак, в печке спрятали драгоценный и, разумеется, баснословно дорогой камень. Как утверждает Протасов, случилось это