Выкван раскуривающий трубку и молчавший до этого заговорил:

— Я когда на Сухое русло ходил, то следы видел.

— Какие следы, отец? — спросил Куницын

— Три человека шли в сторону косы. Один как будто на правой ноге прыгал.

— Три человека? — Куницын оглянулся на нас, — Гибарян и два зека? Это получается они от нас удалялась?

Выкван кивнул головой.

— Неужели ты по следам не пошел, Выкван?

— Теряются следы. Будто знали, что за ними пойдут. Опытный охотник следы заметал. Там большое поле с морошкой начинается, за ним болото. Быстро следов не найти, а мне к стаду в ярангу возвращаться надо было.

Повисло молчание, каждый осмысливал услышанное.

— Владилен Викторович, вы думайте, что хотите, а я с вами завтра пойду. Ни от кого я не сбегал, и товарища в беде не бросал.

— Откуда ты знаешь? Ты же ничего не помнишь? — съязвил Гунько.

Предрассветная мгла еще наполняла окружающую тундру когда, когда мы все проснулись стали собираться в путь при свете свечи. Лишнюю еду, золото и ненужный груз решено было оставить — путь был неблизкий, и нужно было идти совсем налегке, чтобы иметь возможность притащить раненого Гибаряна.

Я оставил пистолет, взял винтовку, нож и топор. Пока мы собирались и закусывали, уже рассвело.

Попрощавшись с хозяевами яранги, двинулись в путь и быстро пересекли котловину. Тундровые растения звонко хрустели под ногами. Туман начал спадать. Мне было приятно размять свои мышцы и суставы после болезни.

Я чувствовал себя хорошо, и не понимал почему старик настаивал на том, чтобы я остался.

Он давно жил в тундре один, был все еще очень силен, повидал многое и явно не боялся встречи с чужими.

Поэтому версию о том, что он хотел оставить меня для защиты его жилища я отбросил сразу.

Может быть местные действительно по-другому переносили лихорадку. Надо сказать, что они очень редко болели на протяжении всей жизни в самой тундре.

Но если хворь приключалась, то вероятность летального исхода многократно повышалась. Такая вот особенность организма.

Вероятно, что Выкван боялся за меня и мое здоровье, памятуя о своих ушедших соплеменниках, покинувших этот мир.

А может у него были свои, только ему известные, причины.

Вскоре я чувствовал небольшую мышечную слабость, немного звенело в ушах. Но повышенную температуру тела не ощущал уже вторые сутки.

Через час мы достигли начала ущелья Джуивета и углубились в него. Там еще было темно, и мы прошли несколько километров в пепельно-сером сумраке, прежде чем солнечные лучи достаточно осветили ущелье.

Вид ущелья был необычаен. Мы невольно говорили вполголоса, как будто боялись оскорбить какого-нибудь здешнего «хозяина». Ущелье имело в среднем не более четырех метров в ширину. Гладкие угольно-черные стены вздымались кверху или сходились совсем, образуя арки и тоннели, в которых царил густой мрак.

Огромные бревна, ободранные, измочаленные, были крепко забиты поперек ущелья на высоте четырех-пяти метров над нашими головами, показывая уровень весенней воды.

В стенах ущелья вода высверлила глубокие ниши и ямы — хоркуйки, в некоторых из них лежали круглые валуны диаметром с грузовое автомобильное колесо.

Тишина и теснота ущелья, черный цвет его стен — все это действовало несколько угнетающе. Я пытался вспомнить это место без особого успеха.

Наверно тут меня тащил Выкван.

Мы прошли уже около девяти километров вверх по ущелью, когда оно повернуло к югу и в какой-то просвет между нависшими сверху склонами проникли солнечные лучи.

Здесь обрывистая стена обвалилась, и породы из которых состояло ущелье, выступали в свежем разломе.

Это оказались слюдистые сланцы, из золотистой мелкой слюды. Словно куски серебряного и золотого шелка, они горели в лучах солнца на стенах ущелья, совершенно его преобразив.

Золотые и серебряные глыбы лежали повсюду на изумрудном грунте. Это было очень красиво и придавало местности какую-то сказочную атмосферу.

Ещё час быстрого хода — и мы, обливаясь потом в тяжелой одежде, взобрались на обрыв стометровой высоты, но не увидели ничего, кроме гранитного вала, загораживавшего нам дальнейший путь.

Вал был невысок, и мы легко одолели и эту последнюю преграду. С гребня вала раскинулась перед нами цель тяжелого пути — небольшое плато с выпуклой поверхностью, окруженное редкими конусовидными сопками.

Неровная поверхность плато была почти лишена снежного покрова. Короткое лето растопило лед и снег. Здесь маршрут раздваивался. Судя по карте можно было пойти вправо. Так было чуть короче. А можно и влево.

Кажется я узнал это место. Чуть поодаль после зарослей кедрового стланика — это такой северный кустарник, должна была появиться большая поляна.

Я не помню как выглядел Гибарян, но во вспыхнувшем воспоминании я был на этой поляне не один и видел несколько мамонтовых бивней, закругленных в полукольцо, громадных, похожих на бивни гигантов.

— Владилен Викторович, я помню это место. Я тут был. Видимо с Гибаряном. Там поодаль будут разбросаны бивни. Мы еще шутили налево пойдешь — коня потеряешь.

— Кладбище мамонтов?

— Нет не кладбище. Место без черепов, только бивни. Они частично вросли в землю, будто их кто-то из людей туда специально тащил и втыкал, а там дальше пещера с рисунками наскальными.

— Далеко?

— Минут двадцать вместе с посещение пещеры потеряем.

Он посмотрел на часы, ему явно хотелось увидеть это место.

— Раздолье для археологов, ну пойдем влево. Остановимся, товарищ Гунько внесите в журнал координаты.

Минут через двадцать мы добрались до места. На поляне, действительно располагались бивни.

Я насчитал четырнадцать штук. Самые большие кольца были до полутора метров в диаметре. Кость мамонта почернела и с задних концов рассыпалась на мелкие кусочки.

Гунько с интересом ходил между ними и приминал рядом траву.

— Зубов и других костей нет.

Я осмотрелся. И жестом пригласил Куницына на небольшой холм. Мы поднялись