– Завтра свадьба?

Стараясь сделать тон помягче и поспокойнее, он подтвердил:

– Да, и всё в полном соответствии с присланным тебе регламентом.

– Прекрасно, – резюмировала принцесса. – А теперь я могу остаться одна?

– Разумеется, – сдержанно поклонился Эртан, выходя.

Голова ощутимо начинала болеть. Разговоры подобного толка напоминали ему попытки продраться через незнакомое болото: один неверный шаг – и с головой утянет под тину.

«Ну, может, она и впрямь не безнадёжна», – с некоторым оптимизмом сделал вывод Эртан, вспоминая, к тому же, аргумента Рассэла. Кажется, иногда у принцессы всё-таки проявлялись какие-никакие черты живого человека, а это внушало надежду

Вернувшись к столу, Эртан заявил, что принцесса просто волнуется перед свадьбой и приносит свои извинения. Информация была воспринята скептически. Возможно, извинись Рэми лично, её легко бы простили – А-Ларресы берегли свою злопамятность для более серьёзных случаев, чем бытовые грубости. Все присутствующие с радостью пошли бы навстречу невесте брата, вот только та не надумала почтить их своим присутствием, поэтому в извинения поверил разве что Рассэл. Остальные решили, что Эртан попросту выгораживает её.

За свою не очень-то долгую жизнь Рэми худо-бедно научилась признавать свои ошибки – в конце концов, она была умной девушкой, – но вот извиняться не умела и не любила. Впрочем, в этой ситуации ей было по-настоящему стыдно за свой срыв, и она бы, очевидно, нашла бы в себе силы для такого шага, если бы не свалившаяся на неё новость о завтрашней свадьбе, которая попросту выбила почву из-под её ног.

Возможно, Рэми была несколько самоуверенна, но ей в самом деле казалось, что расстроить эти матримониальные планы ей вполне по силам. Более того, она убедила себя, что вполне преуспела на этом пути, и выбранная ею стратегия великолепно подходит для подобных целей. В своих мечтах Рэми уже видела триумфальное возвращение на родину и представляла себе, с каким торжеством взглянет на отца, празднуя свою победу.

Все её фантазии разбились о фразу Эртана: «Только войны с твоим отцом нам ещё не хватало».

От досады принцесса расплакалась.

Она так зациклилась на своей проблеме и на своём твёрдом желании отстоять собственную независимость, что у неё как-то из головы вылетело, что речь идёт о международном конфликте. С самого начала она рассматривала ситуацию только и исключительно в манере: «Отец выдаёт меня за своего ставленника, надо взбунтоваться и отказаться!» Она совсем, совсем забыла о том, что это не какую-то там Рэми отдают замуж за какого-то там Эртана, а ниийский король благословил брак дочери с марианским ралэсом.

Она не подумала об этом в начале, а потом Мариан с его лёгким вольным нравом не дал ей поводов задуматься о статусе жениха, в манере которого ничто не напоминало о том, что он является правителем.

Теперь Рэми понимала, что эта ошибка была фатальной. Она не учла в своей стратегии самое важное, ключевое звено: политическую подоплёку. Вне зависимости от невыносимости её характера, Эртан уже не мог отказаться от этого брака, потому что отказ такого рода был бы воспринят ниийской стороной как оскорбление.

Для принцессы такой промах выглядит совершенно недопустимым, и Рэми плакала именно от огорчения, что так сглупила в столь очевидном вопросе, позволив эмоциям взять верх над логикой. Ведь всё лежало на поверхности, даже неумный человек мог бы увидеть самое важное, а она – попросту зациклилась в привычной ей схеме борьбы за свою свободу и в упор не увидела очевидного.

Исправлять что-то было поздно, хотя в её голове и мелькали мысли об обычном простецком побеге – но она трезво оценивала свои умения и перспективы. Первые отсутствовали напрочь, вторые рисовались в самом мрачном свете: неприспособленная к простой жизни принцесса попросту не знала, куда идти и где искать помощи, не говоря уж о том, что в Мариане у неё не было ни друзей, ни хотя бы знакомых.

Рэми не осознавала, что совершает ошибку, превентивно записывая всех знакомых марианцев во враги. Она могла поговорить с Эртаном, который по умолчанию счёл, что, раз уж она приехала, значит, согласна, – и Эртан бы, вместо того, чтобы направлять свои усилия на попытки сблизиться с нею, перенаправил бы их на поиск устраивающего обоих решения. Она могла бы обратиться к Рассэлу, который, без сомнений, выдал бы на-гора десяток безумных планов, если не решающих вопрос, то, по крайней мере, откладывающих свадьбу на неопределённый срок. Она могла бы рассказать о своей беде даже Лис, и та, ведомая своим чувством справедливости, подорвалась бы ажно в Ниию, чтобы лично решить этот вопрос с королём. Да что там Лис, даже слуга из холла придумал бы что-нибудь, по крайне мере, предоставив беглой принцессе кров и взявшись за роль парламентёра между ней и А-Ларресами!

Но Рэми, конечно, сразу решила, что все тут против неё, поэтому предпочла гордо вытереть слёзы и встретить свою ужасную судьбу, во всяком случае, с достоинством, которое полагается блюсти королевской дочери.

Со слезами она покончила вовремя, потому что вскоре к ней заявилась  более или менее приветливая Лис, уведомив, что слуги уже организовали всё для грандиозного банного дня, и все дамы жаждут привести свои кудри в порядок, но первую очередь в мыленку по праву отдают невесте. Пообещав не задерживаться, Рэми со вздохом принялась собирать банные принадлежности.

Мыться она предпочитала без помощи горничной, что в Мариане, видимо, было в порядке вещей, потому что ни одной служанки у девиц А-Ларрес замечено не было. Уже несколько привыкшая к самостоятельным передвижениям Рэми благополучно отправилась в мыленку в одиночестве – корсет домашнего платья был упрощённой конструкции, поэтому помощи в снятии не требовал.

Она как раз, достигнув места назначения, справлялась с этим самым корсетом, как вдруг дверь в мыленку приоткрыли, внутрь упихнули краснеющего Эртана под женский смех и довольный голос Лис:

– Не ралэсу нарушать вековые традиции! – и явно чем-то подпёрли с той стороны.

Придержав так и не снятый корсет, принцесса с недоумением попыталась прояснить ситуацию:

– Прошу прощения? – весьма вежливо потребовала она разъяснений.

Эртан потыркал дверь плечом, вздохнул, похмурился, ещё вздохнул и раскололся:

– Есть у нас в Мариане такая свадебная традиция, – пронзил гневным взглядом дверь, адресуя недовольство сёстрам, настоявшим на соблюдении обычаев. – Накануне свадьбы жених помогает невесте вымыть волосы. Ну, вроде как такой шаг к сближению, – хмуро пояснил он.

По его лицу было видно, что мыть Рэми волосы явно не входит в число его заветных желаний.

– Можно просто подождать, пока им надоест, – разумно предложила принцесса, которой традиция показалась весьма варварской и неприличной.

– И не надейтесь! – раздался за дверью хоровой смех сестёр.