Борис Мессерер рассказал пронзительную историю:

«В 1956 году Большой театр впервые после отмены железного занавеса собирался на гастроли в Англию, и Майя должна была полететь в числе главных прима-балерин вместе с Галиной Улановой. На нее была дана реклама в Лондоне, все уже опубликовано. И все ждали ее приезда, как и вообще сенсационного первого появления Большого театра за границей во время хрущевской оттепели. Но произошло такое недоразумение.

В одной группе с Майей оказался ее брат Александр, тоже солист Большого театра. А в то время родственники не могли вместе поехать за границу. И в последний момент Александру отказали в поездке, без логичной мотивировки. И тогда Майя пришла на прием к директору Большого театра и сделала такой непростительный по тем временам поступок. Она написала заявление: если вам не подходит мой брат, то, может, вам не гожусь и я тоже. В общем, заступилась за Алика. Это был такой искренний человеческий поступок, который жестоко отозвался на ее карьере. Потому что этого письма было достаточно, чтобы ее не взяли в поездку.

Но вот я вспоминаю замечательные спектакли, которые она станцевала в этот период в Москве, когда основная часть труппы была в Лондоне. Публика, зная о ситуации с запретом, проявила свою солидарность аплодисментами. Когда Плисецкая выходила во втором акте «Лебединого озера», начиналась такая овация, что она заглушала музыку, а дирижер Юрий Федорович Файер вынужден был продолжать вести спектакль, хотя сплошные аплодисменты не прекращались весь второй акт. И со сцены Майя уходила под эту овацию. У людей текли слезы от восторга, который она производила своим танцем, в соединении с трагизмом ситуации»…

Детский альбом Вадима Верника о Большом театре.

Майя Плисецкая и Наталия Бессмертнова на гастролях Большого театра. 1969 год.

Делаем небольшую паузу. Оператор поправляет свет. В балетный зал заглядывает местный администратор, чтобы уточнить у Плисецкой рабочий вопрос. Она внимательно выслушивает, потом односложно отвечает. Администратор кивает и уходит. После чего Майя Михайловна признается:

– Я ведь не говорю ни на одном языке. По-английски – каля-маля, я не разговариваю, для этого надо заниматься. Ведь раньше было: «Угу, ты говоришь на иностранном языке? Зачем тебе?» Просто боялись говорить. Ну и всегда были переводчики. А сейчас учить уже поздно. Ко мне все пришло на 20–25 лет позже, чем надо было бы. И потом действительно многого боялись. Советской власти боялись, коммунистов боялись.

– Вы тоже?

– И я боялась, конечно.

«Лебединое озеро». Одиллия. 1964 год. Фото Мирослава Муразова.

Майя Плисецкая с поклонниками.

1991 год. Фото Мариуса Баранаускаса.

Продолжаем разговор на камеру.

– А какое время в Большом театре было для вас самым счастливым?

– Я была счастлива, когда станцевала первый раз Китри в «Дон Кихоте», когда танцевала «Лебединое озеро», вот эти премьерные моменты. Они были очень эффектные, запоминающиеся, приятные. С моими спектаклями было трудней. «Кармен» – это скандал, «Анну Каренину» тоже хотели запретить. Даже драматические актеры и актрисы встали на дыбы: нельзя делать балет по Толстому. Но ведь Анна Каренина, описанная Толстым, танцевала! Как она держала шею, руки, линию, – это все у него описано. Эти «анютины глазки» в гирлянде на голове, черное бархатное платье, – все это я сделала. Так что либретто, можно сказать, написал сам Толстой. Но после возник балет «Иван Грозный». Вот тут, конечно, полное несоответствие в умах. Потому что Анна Каренина – вымышленная дама, а не историческая личность. И кроме того, Толстой писал о том, что она танцевала на всех балах, и этого уже достаточно.

Майя Плисецкая и Ролан Пети на репетиции. 1973 год.

Фото Александра Макарова.

Майя Плисецкая и Руди Бриан в балете «Гибель розы».

1973 год. Фото Александра Макарова.

А ведь Иван Грозный пируэт-то не вертел, – это уж вряд ли.

– У вас такая насыщенная творческая жизнь, и при этом неудовлетворенность, почти тотальная. Это сквозит в каждом вашем слове.

– Знаете, Вадим, мне все кажется: мало я сделала. Скажу вам почему. Я ведь тридцать лет танцевала пусть тысячу раз гениальный балет «Лебединое озеро». Но невозможно одно и то же всю жизнь танцевать. Конечно, мы перекраивали, много разных версий я танцевала, у разных хореографов, в разных театрах, но все равно это «Лебединое озеро»! Никуда от него не уйдешь. Все равно это Лебедь, все равно это Одетта-Одиллия и хореография Мариуса Петипа. Мне всегда хотелось чего-то другого. Мне всегда было мало, мне нужны были новые роли и вот такие, как создавали на Западе, хотя мы еще почти ничего в то время не видели. Тот же Якобсон делал дивные вещи, которые ему не разрешали осуществить.

«Болеро». 1978 год. Фото Елены Фетисовой.

Майя Плисецкая и Морис Бежар на репетиции. 1978 год.

Фото Александра Макарова.

Он в общем, с горя умер…

– Но случились же у вас Ролан Пети и Морис Бежар, о чем другие балерины даже мечтать не могли.

– Когда я начала работать с настоящими хореографами и готовить настоящие современные балеты, уже много лет мне было. Я помню, когда я делала «Болеро» с Бежаром, у меня страшно болела спина, сказалась серьезная травма. Уже 50 лет мне было.

«Айседора».

Фото Владимира Пчёлкина из архива Екатерины Беловой.

Вспоминает Борис Мессерер:

«На своем юбилее, 35-летии творческой деятельности, Майя добилась разрешения станцевать в Большом театре "Болеро" Равеля. Казалось бы, никакой силой это невозможно было пробить. И только ее обращение в самые "верха", вплоть до генерального секретаря ЦК КПСС, – каким-то образом подстроили ей такую возможность, – возымело действие. И по счастливой случайности ей дали разрешение. Успех был сенсационный».

«Айседора». Фото Елены Фетисовой.

Белла Ахмадулина тоже свидетель этого триумфа:

«Я всегда обожала, и не стыжусь этого расхожего слова, "Болеро" Майи Плисецкой в постановке Бежара. Как помнят счастливцы, которые видели этот спектакль, одна, одна непреклонно и терзательно прельщающая, заманивающая в себя фигура, как бы фигура не только женщины, но силуэт обреченности человечества к любви, к страсти, безрассудству, к нерасчетливости. И почти не совершая никаких движений,