середины 60-х, это было светопреставление! Когда министр культуры Фурцева пришла на единственную репетицию перед премьерой, еще даже костюмы не были готовы, – она вытаращила глаза. Что это такое? Я даже не знаю, кому наша «Кармен» сразу понравилось. Балетные «па» непривычные, все эти повороты (показывает): «О, это же секс!» Но секс же вообще был запрещен. Вы знаете, я даже радуюсь, даже немножко злорадно радуюсь, что теперь можно все, на экранах телевизоров просто голые люди. Вот вам, смотрите!

Альберто Алонсо, Майя Плисецкая и Борис Мессерер после премьеры балета «Кармен-сюита». 1967 год. Фото из архива Бориса Мессерера.

Все новое воспринимается с трудом. Ведь какой был скандал, когда написал Стравинский «Весну священную»! В Париже был такой крик и свист в зале, что Вацлав Нижинский, поставивший балет, стоял на табуретке в первой кулисе и считал: «Раз, два, три, четыре…», чтобы артисты могли вступить вовремя, – они не слышали музыки, так зал орал от возмущения. Такой был протест, такой был крик, ломали стулья! И вообще, авторы еле ноги унесли…

В 2005 году в Большом театре возобновили «Кармен-сюиту». Репетиции с новыми исполнителями проводил сам Альберто Алонсо. Я застал одну из репетиций с участием прима-балерины Большого Светланы Захаровой. Она готовила партию Кармен, и мы снимали сюжет для моей программы «Кто там…».

– Я, конечно, волнуюсь, боюсь, что будут сравнивать с Плисецкой.

«Кармен-сюита». Кармен.

Фото Владимира Пчёлкина из архива Екатерины Беловой.

А я хочу сделать свою историю, – поделилась Света. И добавила:

– Рассказывали, что когда ставили «Кармен-сюиту» на Майю Михайловну Плисецкую, то приходили специальные люди, смотрели репетиции, и не разрешали делать какие-то откровенные па, движения, адажио. Многое пришлось упрощать, и в этом была тогда большая сложность. Слава богу, сегодня другое время, и мы можем более откровенно танцевать этот балет.

Детский альбом Вадима Верника о Большом театре.

Кармен Плисецкой – чувственная, полнокровная женщина, с алой, как вызов, розой на голове, – кстати, эту розу она придумала сама, и вообще, по словам Бориса Мессерера, внесла в образ много своего, индивидуального, неповторимого. Муж одной очень хорошей балерины мне как-то сказал, что эта балерина никогда не сможет станцевать Кармен, потому что у нее не получится передать на сцене эротическую энергию.

– Вам важна была сексуальность Кармен? – спросил я Плисецкую.

– Вы знаете, нет. Совсем нет. А, может быть, это испанцам понравилось, когда я там танцевала Кармен, что я не делала ее роковой женщиной. Потому что и у них трактуют Кармен как роковую женщину.

Родион Щедрин и Майя Плисецкая после балета «Кармен-сюита». Большой театр. 1970 год.

Фото Александра Макарова.

Я ее делала естественной, и это им нравилось. Вот она такая, со смехом подтрунивала над Хозе, а вовсе не то, что она как-то сексуально обольщает, дразнит его.

– Но она же пыталась приворожить Хозе.

– Да, но как?

– Как?

– Довольно по-детски. Естественно, по-детски. Не роковая женщина. Ни роковую, ни злую я не делала. А потому, что я так чувствовала.

– Майя Михайловна, Кармен – это вы?

– Не знаю. Может быть. Не точно такая же, но так, чуть-чуть, может быть. Специально об этом не думала.

Сергей Радченко, Альберто Алонсо и Майя Плисецкая на репетиции балета «Кармен-сюита». 1967 год.

Фото Александра Макарова.

У Беллы Ахмадулиной я спросил о ее внутренней схожести с Плисецкой. Ведь они из одной породы.

«Не смею даже издали равняться и состязаться, но так, для легковесной шутки могу сказать, что мужья наши Родион Константинович Щедрин и Борис Асафович Мессерер иногда подшучивают, что есть некоторое сходство. Я никак не тягаюсь, потому что когда я восхищаюсь, то восхищаюсь снизу вверх, а не из фамильярной близости. Никак не тягаюсь, но, конечно, своеволие, супротивность насильственным обстоятельствам присущи и мне, и я стараюсь блюсти прямизну позвоночника, то есть не кланяться дурному и властному началу, так скажем, а в остальном все – Майя. Майя есть страсть. Там, где Майя, даже если ничего ужасного не случается на сцене, хотя обычно это – драматическое построение, там, где Майя, там власть и мощь трагедии. И упоение трагедией. Это пребывание у бездны на краю».

«Кармен-сюита». Кармен. Тореро – Сергей Радченко.

1967 год. Фото Александра Макарова.

О характере Плисецкой ходят легенды, и уже невозможно понять, что здесь правда, а что нет. И только близкие знают истину, и то не всегда. Вот случай из жизни Александра Богатырева:

«Однажды у меня заболела нога. Майя Михайловна сказала: "Саша, есть дивный доктор, который сможет тебе помочь. Приезжай завтра ко мне домой, – он как раз тоже приедет". Доктор сделал мне укол. А потом я случайно услышал разговор Плисецкой с этим доктором. Оказывается, у Майи Михайловны болела, и довольно давно, связка на ноге, – только об этом в театре никто не знал. Она мужественно терпела боль, скрывала от всех. Занимаясь с ней в классе, вместе репетируя, мы даже не подозревали, что Майя Михайловна может испытывать боль, потому что было ощущение, что она сделана из стали».

– В «Кармен-сюите» есть образ рока, в балете «Анна Каренина» тоже присутствует рок – в образе Станционного мужика. А для вас рок что-то значит?

– Думаю, над каждым человеком что-то довлеет, какой-то рок.

И он проявляется в связи с тем, как себя человек ведет по жизни. Иногда это может быть хорошо, иногда этот рок казнит, вроде как перст божий.

Майя Плисецкая и Борис Мессерер на репетиции «Кармен-сюиты» в Национальном балете Испании. Фото из архива Бориса Мессерера.

А что касается меня… Может быть, я сама его иногда вызываю. Я вообще люблю мистику. Всегда мечтала о мистической роли. Вот сейчас у меня есть балет «Курозука» – абсолютно мистическая история, она мне очень нравится. И вся наша жизнь все-таки – мистика. Что такое жизнь, бытие? Это все тоже странно. Ничего не было и ничего не будет. Есть только жизнь, которую проживает каждый из нас.

– Не знаю, мистика это или нет, но все дороги вели Кармен к Родиону Щедрину.

– Да-да, буквально. Алонсо уже начал ставить балет на музыку