Мне требуется несколько секунд, чтобы вспомнить, что мы обсуждаем.

— Ага.

Бармен ставит свежий мартини.

Я благодарю ее и беру тонкую стеклянную ножку, наклоняя стакан к нему, пока жидкость почти не переливается через край.

— За твое здоровье.

Когда я поднимаю взгляд, он все еще смотрит на меня. Я не могу понять, о чем он думает. В нем нет высокомерия или раздражения. Никакого интереса или пренебрежения. Просто молчаливое изучение.

В конце концов, он протягивает руку. Его модный костюм наводит на мысль, что у него важная офисная работа, но его рука мозолистая и загорелая, как будто он делает больше, чем просто сидит за столом весь день.

— Я Оливер.

Я прижимаю свою ладонь к его, подавляя дрожь, когда он сжимает мою руку. Я представляю, как эти длинные, уверенные пальцы касаются моей кожи в других местах.

— Ханна.

Поскольку он не сказал фамилии, я тоже тоже нет.

Вот почему люди приезжают в Вегас, верно? Чтобы избавиться от своих запретов и стать другой, более дикой версией самих себя.

Я сжимаюсь, когда его хватка усиливается. Это больше похоже на тактику запугивания, чем на флирт, но мое бешено колотящееся сердце реагирует на это. Мои внутренности бунтуют просто потому, что этот великолепный, загадочный мужчина прикасается ко мне.

Оливер продолжает изучать меня.

Я смотрю в ответ, чувствуя себя так, словно сижу под прожектором.

Я сопротивляюсь желанию сдвинуться с места или моргнуть. Сказать что-нибудь и разрушить этот момент, который по какой-то причине кажется важным.

Он отпускает мою руку, затем возвращается к своему напитку, как будто нашего разговора никогда не было. Слова расплываются в моей голове. Я была больше сосредоточена на нем, чем на том, что он говорил. Я выдыхаю и сажусь обратно на свой табурет, пытаясь восстановить самообладание.

— Чем ты занимаешься?

— А? — Я оглядываюсь, пораженная, что он обращается ко мне.

На его лице появляется короткая вспышка веселья, такая быстрая, что я едва успеваю её заметить между морганиями. Губы Оливера едва заметно подергиваются, прежде чем они снова ложатся в прямую линию.

— Кем ты работаешь?

— О. — Вот тебе и собранность. — Я, эм, я работаю в спортивном агентстве. Мы ведем переговоры о контрактах, налаживаем связи с командами, набираем новых талантов, занимаемся маркетингом, заключаем сделки с брендами. И тому подобное.

— Так ты спортивный агент?

— Не совсем. Я делаю все, что мне говорят. — Я уже сказала ему, что работаю на своего отца, но признание того, что эта должность была создана исключительно для меня, звучит жалко.

— И ты ненавидишь это, — предполагает он.

— Я не ненавижу это. Просто… Это не то, чем я хотела заниматься в 27 лет.

— Становится хуже, а не лучше.

Я морщусь, затем делаю глоток мартини. Его голос говорит, что он говорит серьезно.

Когда я оборачиваюсь, Оливер смотрит на меня. Все еще. Снова. Это как будто меня проверяют, но я не уверена, как, почему или на чем.

— Ты ненавидишь свою работу? — Спрашиваю я.

— Нет. На самом деле мне она нравится. — Он выдыхает, по какой-то причине звуча раздраженным из-за этого чувства, затем тянется за стаканом, который теперь почти пуст.

Я бы хотела, чтобы бармен обновляла его напиток так же быстро, как мой мартини. Я странно беспокоюсь, что он уйдет, как только вся янтарная жидкость закончится.

Рукав его пиджака оттягивается назад, когда он поднимает стакан, чтобы сделать глоток, обнажая блестящие часы на запястье. Очень дорогие часы.

Я уже догадалась, что он богат. Цены на номера здесь начинаются с четырехзначной суммы и доходят до в пятизначных. Но этот отель мог бы выбрать жених. Часы с таким ценником предполагают совершенно иной уровень благосостояния.

— Даже учитывая твоего босса?

— Даже его.

У него звонит телефон. Оливер достает его и вздыхает, прежде чем ответить.

— Привет.

Я смотрю на него, пока он слушает все, что говорят на другом конце провода. Он проводит длинным пальцем по краю стакана, кивая в такт.

— Да, хорошо. Встретимся там.

Пауза.

— Нет, я близко. Ага. Пока.

Оливер кладет трубку и допивает остатки из своего стакана.

Он уходит, и я ужасно разочарована этим. Я знаю его всего двадцать минут.

Я смотрю, как он достает бумажник и бросает две стодолларовые купюры на стойку бара.

Появляется бармен, унося пустой стакан.

— Могу я предложить вам что-нибудь еще, сэр?

Оливер качает головой и подталкивает деньги к ней. Его взгляд не задерживается на симпатичной брюнетке; он просто вежливо улыбается ей, прежде чем убрать бумажник обратно в карман костюма. Учитывая, что я, вероятно, никогда его больше не увижу, отсутствие флирта меня до смешного радует.

— За мою выпивку. — Он бросает взгляд на меня. — И за ее. Сдачу оставь себе.

— Благодарю, сэр.

Как только бармен уходит, Оливер поворачивается ко мне.

— Мне нужно идти.

Я киваю, как будто для меня это не имеет значения.

— Не сходи с ума сегодня вечером. То, что происходит в Вегасе, не всегда остается здесь.

Что-то мелькает в его глазах, когда он кладет руку на стойку. Что-то заставляет меня думать, что Оливер не такой сноб, застегнутый на все пуговицы, и серьезный, каким кажется.

Большинство людей проецируют обратное — они притворяются более интересными и важными, чем есть на самом деле. Может быть, именно поэтому меня так тянет к его скрытым глубинам.

— Ты планируешь остаться здесь на всю ночь? — спрашивает он.

Я приподнимаю одно плечо, затем опускаю его.

— Как пойдет.

Это звучит лучше, чем сказать, что у меня нет планов на вечер, кроме как сидеть здесь. Я должна съесть что-нибудь помимо оливок. Тогда, наверное, пойду спать.

Остаток вечера будет тянуться, как равнинный участок после подъема на холм. Я знаю, что эта встреча кульминация моего вечера, что