А старик недовольно проскрипел:

– Ему же всего семнадцатый год пошёл…

– Ничего, – оборвал я Славуту, – Святослав Игоревич в его годы уже тысячные дружины в походы водил, а Торарин с варогами два года бок о бок трётся и знает всех как облупленных. Да и они твоего воспитанника за своего держат. А чтобы парни не забывались, приставим к ним опытных десятников.

– Как скажешь, – кивнул Славута, а я спросил:

– Ко мне какие-нибудь вопросы есть?

– У меня имеются, – откликнулся атаман Болдырь. – Нам запас подков и ухналей для похода нужен. Подковать лошадей мы и сами сможем, дело не хитрое, а кузнецы лишнего не дают. Опять же кожа нужна для ремонта сёдел и уздечек, да стремена с подпругами.

– Гаврила, – посмотрел я на Довмонтова, – обеспечь.

– Сделаем, – кивнул главный интендант Рарога.

Следующий вопрос задал Ранко Самород:

– Что по огненным смесям? Мне отдельный десяток в сотне делать, который с ними возиться станет, или всех воинов обучать?

– Сегодня я с твоей сотней буду, так что это отдельно обсудим.

Самород понял меня правильно. Чёрные клобуки и дружина Берладника хоть и свои, но наёмники, а значит, при них некоторые вопросы обсуждать не стоит. Ладно, вароги, наёмники до сих пор не понимают, кто это такие, а «греческий огонь» – военная тайна, хотя крестоносцы, как сообщает агентура волхвов, будут иметь запас огненных смесей и потянут его в Венедию в одном из королевских обозов Людовика Седьмого.

Больше вопросов не было, и совет был распущен. Командиры отправились к своим отрядам и сотням, а я присоединился к Самороду, и вместе с ним пошел на берег моря, где его варягам предстояло штурмовать одну из каменных башен. Время уходило, словно вода сквозь пальцы, и нам следовало торопиться. Каждая тренировка – это чья-то спасённая жизнь и мёртвые крестоносцы. Поэтому у воинов впереди ещё один трудный день. Они будут бегать, прыгать, драться и штурмовать стены. А я стану за этим наблюдать и делать из всего увиденного выводы, которые завтра выльются в новые замечания и приказы.

Поздним весенним вечером в переполненную таверну «Дядюшка Мартелл» на окраине Гамбурга вошёл нарядный рыцарь в новом щегольском плаще с красным крестом на спине и золотой цепью поверх бархатного тёмно-коричневого камзола. Это был Седрик фон Зальх, который последние несколько месяцев провёл при дворе короля Конрада Третьего и вновь вернулся на службу бременского архиепископа Адальберта. Он оглядел просторное полутёмное помещение таверны, буквально забитое воинами Крестового похода против славян, и направился к угловому столику, за которым разглядел своего друга Людвига фон Уттенхайма, в распоряжение которого должен был поступить.

Молодой воин Господа, заслоняя свет, навис над покрытым объедками и грязной посудой широким дубовым столом. Людвиг, который явно был нетрезв, находился в компании нескольких суровых наёмников. В левой руке он держал большую деревянную кружку с пивом, а правой прижимал к себе дородную деваху в латаном сером платье с большим вырезом на груди. Седрик, зная своего товарища не один год, не ожидал, что Уттенхайм может вести себя подобным образом: пить с простолюдинами и опускаться до общения с женщиной из отбросов общества. Нет, Зальх не был ханжой, поскольку уже успел повидать жизнь с самых разных сторон, хотя и не утратил некоторых романтических взглядов на жизнь, привитых ему в детстве. Просто молодой рыцарь запомнил старшего товарища опрятным и набожным воином-католиком, коему доверял сам архиепископ Бремена, и верил, что существуют идеальные рыцари, на которых стоит равняться. Уттенхайм был одним из таких людей, поэтому Седрик был несколько обескуражен.

Людвиг заметил, что над ним повисла тень, и воспринял это как угрозу. Он оттолкнул от себя пьяную смеющуюся шлюху, которая свалилась под стол, и схватился за меч. Его собутыльники, воины конного архиепископского отряда, тоже взялись за оружие и начали вставать. Однако когда Людвиг поднял взгляд, то сразу же узнал Зальха, выпустил рукоять клинка и расплылся широкой пьяной улыбкой, воскликнув:

– Седрик! Наконец-то ты снова с нами! Парни, это мой друг! Всё хорошо! Гуляем дальше!

Наёмники опять опустились на лавку. Гулящая девка, что-то бормоча, проползла под столом, с трудом поднялась, обиженно фыркнув, оправила свой неказистый наряд и скрылась среди посетителей заведения. Зальх проводил грязную распутную бабу, главным достоинством которой была выдающаяся грудь, осуждающим взглядом, поморщился и, сев рядом с Уттенхаймом, поприветствовал его:

– Здравствуй, Людвиг. Я только что из Бремена. Меня прислали к тебе в отряд.

– Я этому рад, Седрик. – Мутным взором рыцарь оглядел стол, взял пустую кружку, из глиняного кувшина налил в неё мутного пива, поставил перед Зальхом: – Давай выпьем.

– Давай, – согласился Седрик.

Рыцари в пару больших глотков заглотили дрянное пиво, и Уттенхайм сказал:

– Рассказывай, Седрик, что видел, где побывал и каково быть при дворе нашего доброго и доблестного короля Конрада Гогенштауфена.

– При дворе хорошо, – улыбнулся юноша. – Много благородных рыцарей, красивых утончённых дам в роскошных нарядах и звонкоголосых менестрелей. Постоянно проводятся турниры, и приходят самые свежие новости со всей Европы. В общем, живи и радуйся, если есть титул, владения и деньги. Или глотай слюни, коли в кошельке пусто.

– Наверное, нашёл там себе даму сердца?

Седрик слегка смутился, вспомнив прекрасную юную девушку, которую несколько раз встречал при дворе, и кивнул:

– Да.

– И что, провел с ней ночку-другую?

– Нет. Я беден, а она богата и из очень знатного рода. Поэтому я втайне считаю её своей дамой сердца, а девушка о моих чувствах даже не догадывается.

– Почему?

– Мы не пара. Поэтому мне остаётся пока лишь мечтать о ней и надеяться, что военная кампания против венедов принесёт мне достаток, и тогда я смогу сказать девушке о своих чувствах.

– Ну и кто же эта прелестница, пленившая твоё сердце?

Зальх покосился на воинов, которые продолжали пить и разговаривать о чём-то своём, наклонился к уху Людвига и прошептал:

– Гертруда, дочь Конрада, маркграфа Мейсенского.

– Нелёгкая добыча, – покачал головой Уттенхайм. – То есть ты зря провёл время при дворе короля?

– Не то чтобы зря. Я неоднократно встречался с королём и герцогом Фридрихом Швабским, которые расспрашивали меня о неудачном походе Фридриха Саксонского…

– А-а-а! – Людвиг опустил на стол кружку и поморщился: – Всё это чушь, мой юный друг. Полнейшая чушь. Даму себе не завёл, богатства не нажил и влиятельного покровителя, насколько я понял, у тебя не появилось, иначе ты не вернулся бы к архиепископу. Верно всё говорю?