сладость, креманку, покрытую инеем, и улыбнулась. Подумать только! Совсем недавно меня чуть не покусало чудовище из кошмара, а я мечтаю о мороженом!

— Кейд, давайте немного пройдемся? — спросила я. И невольно вздрогнула, представив, что если он откажется… Тогда мне придется прямо сейчас вернуться в дом на Яблочной улице. Хотя, даже если не откажется, то это лишь оттянет неизбежное возвращение, верно? Положим, время до ужина я проведу в дядином кабинете, буду делать вид, что читаю книги, спущусь в столовую, а потом… Нет. Я ни за что не пойду в спальню. Так и буду сидеть за столом, а еще прикажу принести дополнительный свет, чтобы в комнате не осталось ни клочка темноты!

— Грета? — я вздрогнула, провела ладонью по глазам и поняла, что Кейд уже давно спустился на тротуар и протягивает мне руку. — У вас все в порядке?

Я закусила губу.

Молча кивнула.

И шагнула на ступеньку экипажа, прикоснувшись к ладони Кейда. Она была теплой, одновременно мягкой и твердой, сильной и нежной. В одно мгновение меня бросило в жар: я вспомнила, как он обнимал меня за плечи там, на берегу.

Мы медленно пошли к ротонде к набережной.

— Хотите мороженого? — спросил Кейд.

— Вы читаете мои мысли?

— Нет. К сожалению или к счастью. Если бы я мог читать мысли, то знал бы, что именно вы видели во сне и как вас защитить. Но… в то же время, я не хотел бы невольно узнать то, что вы желаете скрыть. Каждый имеет право на уголок, в котором можно хранить воспоминания и тайны, не предназначенные для чужих ушей и глаз.

Я медленно выдохнула. Повернулась к Кейду:

— Я… готова рассказать вам про то, что случилось на берегу.

И начала говорить про тьму, про ощущение чужого взгляда, про то, что последние дни либо совсем не видела снов, либо меня посещали кошмары. Наверно, если бы Кейд во время моей речи позволил себе усмехнуться, или недоверчиво поднять бровь, или выразить сомнение каким-либо другим образом… Я бы смешалась и не стала продолжать рассказ. Но он слушал очень внимательно, не отрывая взгляда от моего лица, и становился все серьезнее и серьезнее на вид.

А когда пришла пора описать тварь, явившуюся в сон сегодня, Кейд прищурился и стал похож на гончую, которая взяла след.

— Он будто перетекал… менялся, — говорила я, с трудом подбирая слова. — Сначала человек, потом зверь, потом… не знаю. Песок? Шестеренки?

— Простите, Грета, что прерываю вас, — сказал Кейд. — Можете постараться точнее вспомнить? Я верно понимаю, что песок… пересыпался? Как будто в стеклянном плену, тек по невидимым стенкам сверху вниз?

— Д…да. Наверно, да, — кивнула я.

— А шестеренки вращались? Они были похожи на часовой механизм?

— Да. Точно. Потом я увидела стрелки. А его зубы… они превратились в деления огромного циферблата.

Кейд потер переносицу, отвернулся от меня на мгновение и посмотрел на море. Нахмурился.

— Не сочтите это приглашение за бестактность. Но я попросил бы вас прямо сейчас отправиться в Оленьи ручьи вместе со мной. Кажется, я читал о чем-то подобном в книге… Мне надо точно удостовериться в том, что я не ошибся.

4.3

Библиотека в Оленьих ручьях занимала весь второй этаж и поражала воображение. Многоярусные стеллажи из красного дерева, лесенки и подставки, чтобы легче было дотянуться до книг, огромная картотека, хрустальные люстры, широкие сводчатые окна с витражами… Всего несколько мгновений я размышляла, почему они кажутся мне знакомыми, а потом поняла: это же иллюстрации к сказкам! Вон стоит мальчик, тот самый, что кричал: “Тигры! Тигры”. А чуть подальше — ленивец в перчатках, доставшийся в наследство четвертому сыну мельника. Трусливый кузнец убегал от великанов, которые решили, что он силач и герой. А целая семья вольноотпущенников из северных земель пыталась сорвать с гигантского куста ночной баклажан. Все были при деле, даже мышка держалась за кошку крохотными лапками и делала вид, что без нее не справятся.

В центре библиотеки был разбит зимний сад, а прямо над ним возвышался стеклянный купол. Я прошла мимо розария, коснувшись ладонью тугих ярко-алых бутонов, и присела на диван, обитый зеленым бархатом. За спиной что-то хрустнуло, я запустила руку под подушку и достала кусок печенья. Осторожно поднесла к носу, понюхала. Творожное печенье, слоеное, присыпанное темно-коричневым сахаром. Интересно, что оно здесь делает?..

— О, Грета, прошу прощения. Дело в том, что я днюю и ночую в библиотеке, зачастую сплю на этом самом диване, а…

— А также ем и пью, — улыбнулась я, нагибаясь к журнальному столику и извлекая из-под него фарфоровую чашку с позолоченным ободком.

— Именно, — Кейд приблизился, держа в руках толстый томик в кожаном переплете. — И забываю о беспорядке. Я позову слуг, и здесь все уберут. И, если хотите, попрошу накрыть столик для чая, мы ведь так и не поели мороженого на набережной.

— Спасибо! Знаете… вы удивительно заботливый.

— Я всего лишь пытаюсь думать о том, что вы чувствуете. И еще о том, как бы чувствовал себя на вашем месте.

— Это… редкое свойство для мужчины.

— Скорее, не особо поощряемое в нашем обществе, — Кейд опустился рядом со мной на диван и стал листать книгу. — А зачем развивать какое-то свойство натуры, если это не находит всеобщего одобрения?

— Вы же развили…

— Потому что меня не особенно заботит, что обо мне думают, — усмехнулся Кейд. — Мое финансовое состояние и магические способности позволяют вести себя так, как представляется нужным мне самому, а не как принято кем-то там, наверху.

В это мгновение я представила, что бы сказала матушка, доведись ей познакомиться с Кейдом Корво, и чуть не расхохоталась в голос. Как иронично. Ты много лет подряд вдалбливаешь своей дочери железные истины — о том, что этикет, традиции и положение в обществе важнее всего на свете. А потом она влюбляется в человека, который эти вещи… похоже, презирает. На редкость неподходящая партия. Не подходящая даже просто для того, чтобы вести с ним светские беседы, не говоря уже о большем…

Дверь библиотеки скрипнула. Я подняла голову и увидела слугу, который катил к нам тележку с высоким блестящим чайником, чашками и тарелочками со сладостями. Пахло просто восхитительно! Кейд все равно погрузился в книгу и ничего не замечал по сторонам,