Какой дядюшка, какая, к чертям собачьим, тюрьма?! Да провались они все со своими проблемами! На кой ляд ей, деревенской девушке Люсеньке, у которой есть единственная кровиночка бабушка и прекрасный любящий муж, ввязываться в игрища бесящихся с жиру сумасшедших богачей, которым недостаточно своих сокровищ, так они зарятся на чужие? Да какое ей дело до всей этой крысиной возни, до какой-то там великосветской взбалмошной стервы и убийцы, которую хотят обобрать и уничтожить? Вот пусть сами и разбираются со своими заморочками.

Главное – она теперь на свободе! И куда захочет, туда и отправится.

«Роллс-Ройс» уже успел выехать из леса и влиться в сияющий огнями поток машин, направляющийся к городу, значит, ей лучше всего остановиться у метро, спуститься в подземный переход и затеряться в толпе. И ни одна собака ее не узнает, если она снимет парик и наденет черные очки, которые весьма кстати оказались в сумочке Милы Миланской, а Троянов во время обыска их так непредусмотрительно не вытащил.

Мила вмиг успокоилась и огляделась. И словно пелена спала с глаз. Только в эту минуту она осознала, какая же красота ее окружает: потолок салона словно безоблачное ночное небо, усыпанное сверкающими бриллиантами звезд; обтянутые тонкой золотистой кожей сиденья нежны и приятны на ощупь; их невольное поглаживание приносит умиротворение и вселяет надежду на то, что подобное изящество, навеянное сдержанно-элегантным духом благородной роскоши, никак не может оказаться опасным.

Ну и кто теперь скажет, что ее положение незавидно? Не об этом ли Мила мечтала последние два года? Вот же она – та самая сладкая жизнь, которая не давала ей покоя ни днем, ни ночью, сводила с ума, делая посмешищем в глазах окружающих, и все равно притягивала ее, как бабочку к яркому пламени. Не сгореть бы!

Неужели она теперь похоронит заживо свои мечты, даже не попробовав их на вкус и не узнав, от чего отказывается? И тогда эти радужные мечты в отместку за измену и предательство начнут преследовать Милу и на многие годы испортят ей существование, напоминая о непростительной глупости, которую она совершила, поддавшись пустым страхам. Но где же набраться столько смелости, чтобы принять то, что само идет в руки?

Пальцы, нервно бегающие по обивке, вдруг зацепились за что-то. Мила, старающаяся не задеть случайно ни одной из многочисленных кнопок, чтобы не привлечь ненужного внимания водителя, отдернула руку, как от огня. Так как ничего ужасного не произошло, она осторожно приподняла верхнюю часть подлокотника сиденья и обнаружила углубление, в котором стояли графинчик с темным содержимым и два пузатых бокала.

Ясненько-понятненько: Мила Миланская даже в машине не расставалась со своим любимым коньяком. А раз так, то почему бы и ей не тяпнуть немного для храбрости? Мила Миланская она, в конце-то концов, или кто? И не давая сознанию опомниться от столь бесстыдного заявления, Мила наполнила бокал на треть и залпом его осушила. Мгновенно ощутила внутри себя победоносный салют фейерверка непередаваемых ощущений, в которых совсем не хотелось разбираться. Поэтому, недолго думая, налила еще столько же и выпила до дна. Оставив бутылку в покое, откинулась на спинку кресла и закрыла глаза, повторяя про себя и еле ворочая опьяневшими мыслями: «Лечения ради, не пьянки для…»

Напряжение потихоньку оставляло ее, и она самонадеянно подумала: «А фиг ли мне, истинной Миле Миланской, вернувшей себе наконец свою прекрасную жизнь, бояться какого-то там разоблачения?!»

Эта мысль настолько ее подбодрила, что она было потянулась к бутылке, но, глянув в окно, замерла: они уже выезжали из столицы, оставляя позади пробки и суету огромного, сверкающего огнями мегаполиса. А как же метро и побег? Да никак! Мила снова плеснула в бокал и выпила все до капельки, вздрагивая от крепости напитка и на мгновение задерживая дыхание, чтобы предоставить нутру возможность прийти в себя от неслыханной встряски.

Автомобиль на большой скорости мчался по широкой автомагистрали, поблескивая лакированными боками. За окнами замелькали леса, поля и сиротливые деревеньки, мечтающие стать частью самого величественного и прекрасного города на свете. Еще немного, и «Роллс-Ройс» свернул с основной автотрассы и, миновав автоматический шлагбаум с сигнализацией, камерой видеонаблюдения и грозной табличкой «Проезд запрещен! Частные владения!», резво покатил по неширокой гладкой асфальтированной дороге в глубь зеленого массива.

У Милы тревожно забилось сердце, закружилась голова, и пришлось даже прикрыть глаза. Это от коньяка или от предчувствия, что она уже когда-то ехала по этой дороге, так как все ей до боли знакомо? И немудрено: книгу Милы Миланской она изучила от корки до корки, а тут еще Троянов со своими подробнейшими описаниями, планами и фотографиями.

Вот сейчас за лесом начнутся поля с молодыми подсолнухами и яблоневыми садами, живописные цветочные поляны с пчелиными ульями и пастбище с коровами. Мила открыла глаза и увидела то, что ожидала: подсолнухи, сады, ульи и коров. Это дежавю совсем подкосило ее, лишив остатков и без того слабеющих сил. Она сидела бледная и несчастная, не будучи в состоянии пошевелить даже пальчиком и понимая, что это конец!

Автомобиль остановился возле высоких, украшенных кованой фигурной решеткой ворот, которые при его появлении гостеприимно растворились и, впустив внутрь, тут же важно затворились. Мила окинула мутным взором знакомую по фотографиям, поблескивающую позолотой дорожку, обсаженную по краям цветами, белоснежный в два этажа дом с золотистыми мраморными колоннами, фонтан с устремленными ввысь мощными струями воды и прекрасных дев сквозь прозрачную водяную завесу. «Павлинов, наверное, уже в помещение загнали…» – последнее, что она успела подумать, перед тем как потерять сознание.

Распахнув дверцу машины и не выражая никакого удивления состоянием хозяйки, водитель поднял Милу на руки и понес к дому. От нее пахло дорогим коньяком, которому она в последнее время отдавала предпочтение перед всеми другими напитками. Уверенный в том, что Мила просто спьяну заснула, водитель оставил ее на попечении важной домоправительницы Маняши и отправился в машину дожидаться дальнейших распоряжений. Маняша, уже привыкшая ко всякому виду своей барышни, сердито поднесла к ее носу ватку, смоченную нашатырным спиртом, и Мила пришла в себя.

Открыв глаза, она в ужасе схватилась за голову, проверяя, на месте ли злосчастный парик, и на чем свет стоит ругая себя за то, что не решилась самостоятельно перекраситься в блондинку. Слава богу, тот оказался на своем законном месте! Мила облегченно перевела дух. Она взглянула на стоящую рядом, крепкую на вид, аккуратно одетую женщину за пятьдесят. Да уж, ласковым ее выражение лица никак не назовешь. Прямо какая-то каменная баба.

«По всему видно, что Милу Миланскую она терпеть не может, – подумала Мила и сделала неудачную попытку улыбнуться неприветливой тетке. – Интересно, существует ли способ, чтобы умаслить ее хоть чем-нибудь? Фурия, да и только! А мне лишние враги ни к чему».

– Милости просим, барышня, – строго сказала Маняша. – А я-то думаю, кто это к нам на ночь глядя пожаловал? Что водителю прикажете передать? Загнать машину в гараж?