моя у вас кухаркой много лет работала, здоровье свое потеряла, а когда свалилась, ты ее выбросил на улицу… Даже фельдшера прислать не подумал! А теперь пришел ко мне просить, чтобы я твою продажную шкуру спасал? Совести у тебя нет!

— Ах, вот как! — дрожа от злости, закричал Бараш. — Ты тоже политикой занимаешься? Тьфу, провались! Весь мир теперь с ума спятил… Одни поедем, Хацкель, дорогой мой! Нужен он нам, этот разбойник, как пятое колесо… Баба с воза — кобыле легче. Айда, поехали!..

Хацкель засунул кнут за пояс, посмотрел на черное небо, на далекие обагренные заревом тучи и отрубил, не глядя на пассажира:

— Никуда я не поеду!.. В такое время ездят только грабители, бандиты или сумасшедшие…

— Боже мой! Они хотят меня погубить! Да ты хоть домой меня отвези. Не видишь, что ли, сердце у меня вот-вот разорвется… Черт понес меня к этому разбойнику, и он всю поездку расстроил… Всегда он воду мутит, чтоб ему добра не было!

— Не ожидал я, пан Лейбуш, от вас такого свинства! — возмутился балагула. — За что вы проклинаете хорошего человека?.. Еще одно плохое слово о нем скажете, и я за себя не ручаюсь! Вы подметки его не стоите!..

— Тише, босяк! Что я такого сказал? Нежно вы все воспитаны, слова вам уже нельзя сказать… Загордились!.. Думаете, что ухватили бога за бороду… Не будет по-вашему! Никогда не будет!

— Поговорите еще немного, пан Лейбуш, и вы у меня пешком домой пойдете… Со мной не шутите… Ну ладно, знайте мою доброту. Полезайте скорее в мой экипаж, я вас домой доставлю… — небрежно бросил Хацкель и сел на облучок.

Нахлестывая застоявшихся лошадок, балагула поехал по пустынной улице, пряча лицо в меховой воротник и проклиная в душе мерзкую погоду, ветер, дождь. Он чувствовал все время за спиной прерывистое дыхание пассажира.

— Сумасшедший, — шипел тот, — зачем ты слушаешь этого разбойника? Отвези меня к границе… Одна ночь — и ты разбогатеешь. Плачу тысячи… Опомнись, паршивец! Буржуем станешь, богачом…

— Нет! Будьте уж вы сами богачом, буржуем!.. Посмотрю я, куда вы нынче денетесь со своими капиталами!..

Взволнованный Шмая еще долго стоял на пороге и смотрел вслед удалявшейся колымаге. Он был доволен, что высказал шкуродеру то, что давно накипело на душе.

Ветер выл, рвал крыши, стучал по стропилам оторванными листами жести. Шмая знал, что после бури у него появится работа, но не это его сейчас занимало.

«Бежать собрался, гнида… — думал он. — Почувствовали, злодеи, что приходит им конец, и бегут, как крысы с тонущего корабля. Лихорадка трясет их, шкуродеров, богачей, кончается их времечко!»

Осторожно, чтобы не разбудить жену и детей, Шмая вошел в дом, набросил на плечи свою старую, видавшую виды шинельку, сунул ноги в сапоги, взял фуражку и вышел на улицу.

Откуда-то доносились выстрелы. Глухие, далекие. За лесом все выше поднималась багровая завеса. Тревожная ночь… Что предвещает она?

Но сейчас Шмаю больше всего беспокоило то, что хитрец Лейбуш может по дороге уговорить балагулу поехать с ним к границе. Он хочет увезти с собой награбленное добро. Нет, этого нельзя допустить!

Быстрым шагом направился он к центру местечка, к большому дому, где, как ему говорили, расположился ревком. Необходимо было сообщить о замысле шкуродера.

По дороге Шмая свернул к просторному двухэтажному особняку Бараша, заглянул в тускло освещенное окно. В доме царил невообразимый беспорядок — следы поспешных сборов. Тут и там валялись чемоданы, узлы, тюки. В углу, на огромном тюке, сидели жена Бараша, две его дочери и сын в неизменной студенческой куртке. А посреди комнаты, раскинув руки над узлами и чемоданами, с искаженным злобой лицом стоял сам хозяин и не сводил глаз с вооруженных людей, явившихся конфисковать его имущество.

— Только через мой труп! — кричал он. — Никому не отдам! Грабители! Душегубы!..

— Прикуси язык, буржуйская морда! — спокойно отвечали ребята из ревкома. — Прошло твое время, спета твоя песенка.

И Лейбуш Бараш, который еще недавно был грозой для всего местечка, стоял перед ними, беспомощный в своей звериной злобе и жалкий.

А со всех сторон все подходили и подходили люди.

«Что, кончилось твое царство, шкуродер?» — можно было прочесть в их глазах.

Люди с восторгом смотрели на вооруженных парней, которые распоряжались, как у себя дома, рассматривали дорогую мебель, персидские ковры, хрусталь, сверкавший на буфетах в сиянии тусклых огней керосиновых ламп.

— Да, Лейбуш, пожил ты в роскоши… Хватит!

Светало. Вокруг особняка, на тротуаре, в палисаднике люди горячо о чем-то спорили, что-то обсуждали. А тем временем лошадки балагулы Хацкеля весело тащили огромную, видавшую виды колымагу, доверху нагруженную реквизированным имуществом.

Наутро в местечке царило праздничное настроение. Мастерские и лавчонки были закрыты. По улицам, на небольшой площади расхаживали люди с красными бантами на фуражках и шапках. Сияли лица молодых мастеровых и ремесленников, кому досталась заржавевшая винтовка, старый карабин, охотничье ружье, сабля. Повсюду митинговали, спорили, горячо обсуждая события прошедшей ночи.

Из уст в уста передавалась весть, что в Киеве будто вот-вот должна смениться власть. Центральной раде приходит конец. Никто не знал, каких перемен нужно ожидать. В каждой волости нынче своя власть, свои порядки. Появились какие-то батьки-атаманы. Все рвутся к власти. Что будет дальше?

Ясно было одно: море вышло из берегов, и неизвестно, когда жизнь войдет в свою колею. Но все хорошо знали, что к прошлому возврата нет… Нужно только набраться терпения и ждать, что принесет завтрашний день, и не только ждать, а бороться за то новое, что он несет с собой. Нужно идти на смертный бой, чтобы установить порядок на этой многострадальной земле…

Глава пятая

МЕСТЕЧКО В ОГНЕ

Местечко со своими кривыми улочками, тупиками и небольшой площадью раскинулось в глубокой зеленой долине, вдалеке от большой дороги. С трех сторон оно было на виду у всего мира, а с северной стороны его ограждал от ветров и бурь старый дубовый лес, величавый и таинственный.

До тракта и железной дороги отсюда было не близко, но все же местные остряки утверждали, что Раковка лежит как горох при дороге — в том смысле, что кто ни пройдет, тот щипнет…

Некогда мимо местечка проходили чужеземные орды, оставляя за собой реки крови, могилы, пепелища и руины. Казалось, не воскреснет оно больше, не встанет из пепла. Не вернутся сюда разбежавшиеся, чудом уцелевшие жители. Но проходило время, и люди возвращались к своим очагам, на родную землю, в которую вросли обеими ногами, в которой покоился прах их