Она одевается так, чтобы подчеркнуть то, что дал ей Бог. И, черт возьми, каждый раз, когда я ее вижу, мне хочется встать на колени и помолиться за женщин, сложенных как она.

— Я думала, ты сказал, что это были не поцелуи.

— Я солгал, — рычу я, стягивая верхнюю часть ее рубашки, чтобы поцеловать верхнюю часть ее груди. Иисус. Не могу дождаться, чтобы прикоснуться к ним. Я провожу рукой по ее боку, наслаждаясь тем, как она дрожит и стонет от моего прикосновения. Мне нравится, какая она чертовски мягкая.

— По крайней мере, ты признаешь это, — задыхается она.

— Признаю что? Что я готов сделать все возможное, чтобы сделать тебя своей? — Я прижимаюсь к ней своим телом, позволяя ей почувствовать, каким чертовски твердым она меня делает. — Что я буду лгать, обманывать и пробираться к тебе в сердце, если это то, что нужно, чтобы попасть туда? — Я прикусываю ее нижнюю губу, скользя рукой по ее юбке. — Что я провел последние несколько дней, дрочив почти до крови, думая об этих поцелуях? — Мои губы скользят вниз по сторону ее горла, ища пульс, бьющийся там. — Я признаюсь во всем, ягненок. Ты сводишь меня с ума.

— Ты тоже сводишь меня с ума… Боже мой! — Она практически уткнулась лицом мне в плечо, когда я обхватил ее киску сквозь трусики, не проявляя при этом нежности.

— Это мое, малышка, — рычу я. А затем я прижимаю свободную руку к ее сердцу. — И это тоже мое. Я намерен претендовать на оба.

— Зейн, — шепчет она сдавленным голосом.

— Ты хочешь кончить?

— Д-да. Нет. Я не знаю!

Ах, черт.

— Ты девственница, да, ягненок?

— Да, — шепчет она.

Если это не доказательство того, что она была создана для меня, то нет и ничего другого. Она ждала, чтобы отдать ее мне, так же, как я ждал ее.

Я отодвигаю ее трусики в сторону, выполняя теперь чертову миссию.

— Тебе действительно не следовало говорить мне это, если ты хотела удержать меня подальше, — бормочу я ей в кожу, проводя большим пальцем по ее обнаженной щелке. — Тебе повезет, если ты переживешь эту ночь и я не проскользну в твою кровать, чтобы взять это.

— Пожалуйста. О, пожалуйста. — Ее короткие ноготки впились в мои плечи, причиняя восхитительную боль, когда я впервые прикасаюсь к ней. Я хочу увидеть ее, хочу запомнить каждое выражение ее лица, но я выключаю свет, зная, насколько сильным может стать одно чувство, когда ты теряешь другое. Я хочу, чтобы она чувствовала каждую секунду этого.

Я играю с ней, касаясь каждой частички ее горячей маленькой киски. Она истекает для меня, липко-сладкая и практически умоляет меня забрать то, что принадлежит мне. Но я держу ее на грани, лениво водя пальцем по ее твердому клитору. Слушаю, как ее дыхание становится прерывистым, и она хнычет мое имя. Чувствую, как она дрожит в моих руках.

Чертов ад. Простое прикосновение к ней заставляет меня танцевать на лезвии бритвы. Мои яйца настолько полны, что болят. Мой член настолько тверд, что он рискует сломаться пополам. Она даже не прикоснулась ко мне, а я уже рискую кончить в штаны.

Что она делает со мной? Вопрос получше: как, черт возьми, мне убедить ее продолжать делать это до конца своей жизни?

Я обвожу ее узкую маленькую дырочку, сводя нас обоих с ума. Капельки пота скатываются по моей спине. Каждый мускул моего тела напряжен, пытаясь удержать меня от того, чтобы закинуть ее великолепную задницу себе на плечо, найти ближайшую спальню и брать ее до тех пор, пока она не начнет кричать, чтобы вокруг нас не рухнула чертова крыша.

— Тебе это нравится, ягненок? — спрашиваю я хриплым голосом, медленно вдавливая в нее толстый палец. Она корчится у двери, бормоча тихие мольбы. — Тебе нравится знать, что хотя бы часть меня сейчас внутри тебя?

— Да, — выдыхает она. — Пожалуйста, Зейн.

— Пожалуйста, что, ягненок?

— Пожалуйста.

— Скажи мне, чего ты хочешь, и я дам это тебе.

— Я… я…

— Скажи эти слова, Эмма. Скажи мне, что ты хочешь, чтобы я заставил тебя кончить на меня.

Она говорила это тысячу раз во сне, но я хочу услышать это наяву. Нет, мне нужно услышать этот сладкий голос, умоляющий меня заставить ее кончить на меня. Я сойду с ума, если не услышу это в ближайшее время.

— Пожалуйста, — умоляет она.

— Нет, Эмма. Скажи эти слова.

— Пожалуйста, заставь меня кончить на тебя, Зейн, — шепчет она в отчаянии. — Пожалуйста.

Я стону, уткнувшись лицом в ее горло, и принимаюсь за работу, давая ей именно то, о чем она так сладко просила. Я прижимаю большой палец к ее клитору, описывая твердые круги, и сгибаю указательный палец вверх, ища ее самое чувствительное место.

Я узнаю его в тот момент, когда нахожу.

Испуганный крик экстаза срывается с ее губ, и ее внутренние мышцы дико трепещут. Она трясется в моих руках и разваливается на куски, ее липкие соки пачкают мою руку.

Я помогаю ей пройти через это, не отпуская, пока она не обмякает у меня на руках, задыхаясь. Как только она это делает, я отрываю ее от двери, прижимая к груди.

— Это было так же хорошо, как звучало?

— Да, — застенчиво шепчет она.

— Хорошо. — Я прижимаюсь губами к ее виску, вдыхая ее. — В следующий раз ты сделаешь это на моем языке.

— В… в следующий раз?

— О, ягненок, — тихо смеюсь я. — Тебе не следовало впускать меня через парадную дверь. Потому что теперь, когда я здесь, у меня нет намерений уходить, пока каждая частичка тебя не будет принадлежать мне. — Я поднимаю ее подбородок и целую ее губы. — Начиная с сердца.

— Зейн.

— Пошли. Нам следует уйти отсюда, прежде чем бабушка и Бетси придут искать и поймут, что мы здесь делали.

— Зейн!

Я игнорирую ее, прекрасно зная, что она пытается отговорить себя от того, чтобы влюбиться в меня. Однако для этого уже слишком поздно. Она бы никогда не впустила меня, если бы не была уже на полпути. Мы оба знаем, что она знает, что вся эта история с телохранителем — чушь. Но она все равно позволила мне провернуть это.

Она влюбляется в меня.

И я намерен быть здесь и поймать ее, когда она в последний раз соскользнет с края.

Глава восьмая

Эмма

— Бабушка, мы не спим вместе, — рычу я, вскидывая руки вверх, когда бабушка в пятый раз пытается