стоянке. Особого раскаяния преступница не испытывала — сострадательные художники быстро поуспокоятся, да и вообще нормального сурка просто так паровозом не переедешь — довольно осторожные грызуны. Но все же вышло глуповато, причем сама виновата…

«Хвост» Дики почувствовала через десяток шагов — следом шла Виа и сверлила пристальным взглядом спину преступницы. Вот это плохо — засекла соседка все-таки. Ну да, она у своего стола оставалась, а с отдаления, без сутолоки легче заметить.

Дики остановилась и вопросительно вскинула бровь.

— Ловко, — пробормотала Виа. — Но чертовски рискованно.

— Нам не нужны неприятности, — с нажимом сообщила Дики.

Чернокожая художница округлила глаза:

— Конечно, не нужны. Я вообще ничего не видела. Но лучше его выкинуть. Учитель может спохватиться.

— Не буду я ничего выбрасывать. Это дело принципа, — мрачно пояснила Дики. — Сейчас спрячу. Вообще я так расстроилась из-за сурка, что просто не сознавала, что делаю.

— Это было заметно, — согласилась Виа. — А что там за пятно? Действительно похоже на животное?

— Вопрос тонкости и склонности художественного восприятия. Больше похоже на отпечаток пальца в арахисовом масле, но возможно таков гениальный замысел автора. Все-таки двести лет прошло, кто знает, чем творцы завершали свои полотна, акрила-то тогда точно не было.

— Круто. Но будь осторожнее, — предупредила зоркая художница.

Дики пожала темную ладошку и продолжила путь к остановке. Тьфу, вот так считаешь себя ловкой, даже чуть-чуть возрадоваться успела, а на самом деле и сама как сурок криволапый.

Рича на стоянке еще не было, злоумышленница села на бордюр, поодаль от ожидающих автобус школьников, извлекла из кармана возвращенный ножичек и аккуратно вложила в щель между камнями. Эх, жаль — цена-то ему всего два доллара, но теперь инструмент еще и риском вдесятеро оценен-заценен. Тьфу, глупо вышло. Сунуть руку в карман учительского пиджака и вернуть криминальный предмет — всего-то секунда. Отвлечен в тот момент Тоцик был надежно, но…

Прирысил отвратительно довольный после Моделирования братец:

— Привет! Как художественная жизнь? А мы модель меча рассчитали и распечатали. Белый полистирол — даже сияет!

— Поздравляю. Это был Лазер-меч или Меч Полистирольного Конана? Ну, по-любому у меня вышло поинтереснее.

— В каком смысле? — встревожился чуткий братец.

— Да чисто в уголовном смысле — Дики сплюнула под кроссовок и рассказала…

…— Извини, но ты все-таки упоротая дура, — обдумав, вздохнул брат. — Тут же везде камеры, запись идет.

— Это я учла. От одной камеры нас заслонял мольберт с этой идиотской картиной, от другой — сам Тоцик прикрыл. И вообще мы были в плотной куче.

— Ладно. Вернула, чего теперь уж. Главная дурость не в этом. Нахрена ты этот несчастный ножичек вообще в школу притащила?

— Ну, я не могу вообще без всего.

— Да какой с него толк⁈ Это ж канцелярская игрушка. У тебя удар ногой вполне поставленный, да и кулаком можешь вмазать — оно же в сто раз надежнее и никто не отберет.

— Всё равно.

— Ладно, хрен с ним, — Рич помолчал и осторожно спросил: — А как оно вообще? Это ж не на кухню пробираться, пироги затрофеивать. Вроде как всерьез, а?

Сестрица вздохнула:

— Да так себе. Сам маневр нетрудный, нам же показывали, я всё отлично помню. Но нервно. Я же понимаю: если Тоцик усечет и ухватит меня за руку, я его в носяру ударю. И вот тут как понесется…

— Это верно. Нет, карманы — это не твое, тебе Ква сразу сказал. В этом деле нужна отстраненность и полное хладнокровие…

— И вот где ты был, такой весь холоднокровный, когда у тебя сестру чуть не повязали⁈

— Так ты вроде на Изобразительство шла, откуда мне было знать, что там этак вляпаться можно? Если ты там в следующий раз красок наешься или мелок в ноздрю запихнешь, опять отсутствие брата будет виновато?

Дики от души пнула братца, и до подхода автобуса близнецы успели размяться и успокоиться.

Уже в автобусе Дики, приводя в порядок волосы и остальное, печально сказала:

— Ну и как я теперь буду? Резачок в школу брать уже определенно нельзя.

— Неделю вообще ничего острого не берешь, карандаши и те затупим! — зашипел жутко разумный брат. — Потом подумаем. Нам столько всего умного рассказывали, а ты уперлась рогом — «нож, только нож!». А от такого ножа одно название и проблемы. И мне еще напрямую не сказала, виляла как червяк перед насадкой.

— Так сам говоришь — это же не настоящий нож, а резачок. Чего о нем упоминать впустую?

— Вот так оно и начинается, — зловеще предрек Рич. — Брату одно словечко не досказала, а назавтра уже вовсю у учителей по карманам тыришь. Глаза вон уже бегать начали.

— Это нервное. Я не каждый день занимаюсь массовыми спасениями бизонов, сурков и собственной жопы.

— Скалься-скалься. Может, еще и не обойдется. Здесь учителя трусливые, они от символического ножа в полную панику впадают, вот как пить дать настучит твой великий искусствовед…

* * *

Все же обошлось. То ли забыл Тоцик о ножичке, то ли постеснялся идти к директору без всяких доказательств, да еще и не особо жаждал сообщать про дискуссию о жестоком и неоднозначном произведении живописи. Десять дней близнецы весьма нервничали — Дики особенно, когда предстояло идти на Изобразительство, а Рич волновался размеренно, но постоянно — у него всегда так получалось. Потом решились взять на вооружение иной вид «холодняка».

Ехала Дики в школу теперь вполне спокойнее — в кармане лежала монетка в двадцать пять центов, с незаметно, но остро заточенным ребром. Хитрость незамысловатая и очень древняя, но такой особенный кругляшок среди десятка малонужных монеток чужой нетренированный глаз сходу не заметит. Конечно, тут и самой разведчице безошибочно и не порезавшись выудить из кармана «верный четвертак» не так-то просто, но это