Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вступительные экзамены, неопределенность, и страх того, что всю жизнь придется сидеть на родительской шее. Родители запретили нам с сестрой подавать заявки в один институт, намеренно желая нас разделить. Они, как и все, видят в наших чувствах угрозу. Почему мы так быстро выросли? Почему любить друг друга вдруг стало неправильно?
Детство – счастливейшая пора! И так крепка вера в то, что в ящике письменного стола живут крошечные гномы, ожившие игрушки защищают сон по ночам, а в каждом шкафу по правде скрывается сказочный мир, населенный забавными добрыми троллями. Родители очень любят нас и радуются тому, как мы дружны. Мы понимаем друг друга с полуслова, заканчиваем друг за другом фразы, у нас общие игрушки и мы никогда из-за них не воюем.
Вот мы играем в бабушкином саду в догонялки. Сестра прячется за деревьями, а я в самом деле боюсь ее не найти. Но всегда нахожу и мы громко смеемся. Воздух детства пропитался нашим смехом и запахом бабушкиных булочек с корицей. Нам подарили новый мяч.
Мы с сестрёнкой в колыбельке. Ее слишком туго запеленали, ей неудобно и она громко плачет. Я смотрю за прутья кроватки, в комнату забежала мама. Она проверяет все ли у нас в порядке, и я хочу ей все объяснить, но язык не слушается. Я злюсь, ведь мысли в голове четко сформированы. От этого я тоже срываюсь в плач. Мама дает нам теплое молоко в бутылочке, это очень вкусно. Мы успокаиваемся и засыпаем, глядя как потолок детской то чуть темнеет, то становится светлее из-за проплывающих за окном облаков.
Меня кладут на что-то очень холодное, я громко плачу. Успокаиваюсь только на маминых руках. Принесли сестренку, мы снова вместе и нам тепло. Хорошо, что рядом мама и папа, я сразу узнал их любящие голоса. Они очень счастливы оттого, что нас двое.
Вокруг холодно. Свет слишком яркий. Сестренку куда-то унесли. Эта разлука тянется вечность. Мне очень больно и страшно, воздух режет грудь, я плачу от смеси незнакомых ощущений.
Мы внутри мамы, счастливые и крохотные. Мы сами выбрали эту семью, стремились попасть именно к ним. К мудрым родителям, способным разбудить совесть и заложить верное понимание жизненных правил. Они даже не догадываются об этом, но уже так любят нас и ждут. Вот мама поет колыбельную. Мы хорошо слышим голоса, особенно мамин. И нам очень нравится, когда папа гладит ей животик. У него большие и горячие ладони. Совсем скоро он будет нас обнимать!
Жаль, что воспоминания со временем меркнут и рассеиваются. От этого жизнь кажется слишком быстротечной. И вот – я снова стою в центре серой площади, колокола стихли, воцарилась тишина. Старец молча глядит ясным взором.
У меня есть время, чтобы подумать об увиденном, по-новому оценить все произошедшее. Смешались воедино скорбь многих потерь, радость многих побед, от глубокого сна пробудились все былые переживания, обиды, восторги, все то, что я ощущал на протяжении долгих лет.
События жизни с этой, недоступной ранее высоты, теперь оценивались иначе. Я постоянно ошибался на счет других людей. Там, где я считал, что требуется помощь, на самом деле царил праздник. Там, где я искал приюта, на самом деле оказалась выжженная степь. Там, где я думал, что все сложно, на самом деле все было элементарно.
Сейчас я был одновременно и зрелым мужчиной, и младенцем. И вдруг понял всё. О том, что это за место, кто такие тени, кем мне приходился старец и что нужно было сделать теперь.
Старец, почувствовав мое прозрение, отошел в сторону и указал рукою туда, куда я собирался пойти. Двинувшись вперед по коридору, образованному тенями, я отметил, что стоило к ним приблизиться – и проявились лица. Теперь это были люди. Все те, кого я когда-либо встречал в жизни.
По левую сторону стояли умершие, по правую – ныне живущие. Все эти люди при жизни вызывали различные эмоции – хорошие и плохие. Теперь открылось иное понимание их действий, поскольку я видел суть их глубоких душ, едва взглянув в глаза. Некоторых из них я знал с незапамятных времен. Мы часто встречались в прошлых воплощениях.
Они окружали меня при жизни, потому что, так или иначе, я нуждался в них. Все они, не сознавая, были моими учителями, а самыми полезными для развития были враги и недоброжелатели. Благодаря их колким словам и скверным поступкам я видел, каким быть нельзя. В то время как добрые искренние люди мне открывали те качества, которые необходимо в себе взращивать.
Они играли эти роли только для меня. В то время как я злился на их резкие высказывания, суждения, доводы, наши души вели усердную работу. Не соглашаясь внутри себя или протестуя открыто, мы имели возможность совершенствоваться и стремиться вперед, избирая собственный уникальный путь, отличный от чужих запыленных дорог.
Теперь я видел, что окружающий мир изменялся только тогда, когда значительные перемены происходили в моем внутреннем мире. Стоило выкарабкаться из неприятности – и я предотвращал все последующие, подобные предыдущей. И жизнь следом преподносила новые проблемы, которые я должен был научиться решать. Иначе неусвоенный урок повторялся и множился в самых разных формах. Но при этом каждое мое решение было верным, поскольку всегда служило уроком. Неудачи стали важной частью понимания сути вещей. Они ломали мое восприятие, заставляя менять мысли и поведение.
Несомненно, мудрость ступает только под руку с опытом, с лично пережитыми моментами судьбы. Она не умножается от количества прочитанных книг, не усваивается на лекциях, если для нее нет необходимой почвы.
Все мы взаимосвязаны и едины, точно огромная семья, в которой никто никого не покинет и не забудет. Никто здесь не был чужим. И невозможно причинить вред другому человеку, не навредив самому себе. Любая агрессия обязательно отражается на агрессоре. А помощь людям влечет цепь благоприятных событий. Это мудрый Вселенский закон, означающий, что все мы равны и живем в справедливом мире. И тот враждебный мир, который окружал меня, был отражением меня самого, враждебного и запутавшегося.
Были времена, когда я пытался воспитать в себе добродетели, поклявшись относиться к каждому человеку так, словно никогда его больше не увижу. Это была одна из многих клятв, но соблюдать ее оказалось сложней всего. Так я думал тогда. Оказывается, куда сложнее – научиться самопрощению. Я возненавидел себя за то, что причинил столько боли другим по глупости, не ведая истины, не зная ничьих мотивов. Ранил снова и снова, не задумываясь. Гнев, злоба, воровство, предательство, тщеславие, алчность, злословие, зависть, вранье – моему багажу достоинств нет равных. Теперь внутренние раны обнажены и мне безумно жаль. Мое мучение – проступки, и самый страшный суд – суд совести.
Я искал глазами сестру, но в числе родных ее не оказалось. Родители, бабушки и дедушки улыбались мне, а я просил прощение за то, что часто заставлял их беспокоиться. За то, что грубил, будучи не в настроении. За то, что не понимал их, обижаясь на то, что они не понимают меня. Они лишь молча кивали и продолжали улыбаться. Между нами теплились энергии симпатии, уважения, братства.
Я ощутил, как разрываются родственные связи. Должно быть, родители – лишь временные спутники для блуждающей одинокой души. Но я всегда буду благодарен за помощь и опыт, приобретенный рядом с такими хорошими людьми.