– Да, извините… – пробормотала она, думая о том, что это и в самом деле необычно, прав Михаил.

– Ничего, – сказал он. – Но Глеб Александрович, похоже, его знает. Отпустил, как своего. А сам он, мне показалось… слегка не в форме.

Умел этот парень находить вежливые выражения.

– Вот как? – приподняла одну бровь Елена.

– Мне так показалось.

– По-онятно… Спасибо, Михаил! Думаю, что все пустяки, но все равно вы молодец.

– Служба, Елена Сергеевна.

– Да, конечно. Ну, всего вам доброго!

Она пошла в дом, размышляя на ходу. Конечно, это никакие не пустяки. В поведении мужа явно появилось нечто пугающе новое. Он прежде почти не пил, ну, или, по крайней мере, умел пить. Но прежде он и не писал в блокнотах что-то такое, отчего ревел, как лютый зверь, когда ему помешали…

Елена испытала тревогу.

Если так пойдет дальше, то…

Она не смогла закончить фразу. Если так, то что будет? Да не знала она, что будет! Знала только, что хорошего от этого ждать не приходится.

Блокнот, этот чертов блокнот из сейфа! Вот он, узел загадок, место, где сходятся пути! Вот она, смерть Кощея на конце иглы!..

Елена чуть не рассмеялась, ощутив, что хватила чересчур. Азарт смахнул тревогу, и она, расправив плечи, твердо и уверенно зашагала к дому.

Глеб сидел в кабинете за столом, сейф за спиной был открыт. На столе – небольшая бутылочка виски, отпитая на треть, рюмка и – секретный блокнот, раскрытый на рабочей странице.

Но записей там не прибавилось. Несколько строк, зло, резко перечеркнутых, вот и все. И сам Глеб сидел злой, нахохлившийся, хмель не брал его.

– Сволочь… Гена, – произнес бизнесмен хрипло, налил рюмку, но пить не стал.

С Геннадием Хвостенко, хозяином автосервиса, похожим то ли на сутенера, то ли на завсегдатая гей-клуба, они выпили порядком, и Глебу действительно стало легче, отпустило как-то. Гена заметил это и предложил:

– Давай еще.

Глеб кивнул, и он подлил ему еще виски.

Глеб даже не заметил, как окончательно опьянел, и домой его отвез Валера, один из подручных Хвостенко. Увидев, что жены с сыном еще нет, Глеб прошел к себе, попытался настроиться на творческий лад, но ничего из этого не вышло. Вдохновения не было. Он попытался было подхлестнуть его спиртным – мини-бутылочку презентовал ему Геннадий… нет, и это не сработало.

И вот теперь, на границе сумерек и ночи, он сидел и чувствовал, что медленно тонет в равнодушно-тоскливом забытьи. И чем дальше, тем отчетливее он сознавал, что все это особым образом связано с женой. Ему вдруг пришло в голову, что они соединены не просто узами супружества, но их судьбы сложно переплетены множеством тайных нитей. Вот про эти нити он ничего не мог понять!

В семье Студенецких давно установились отношения натянутого нейтралитета. Глеб не интересовался тем, что делает жена, и сам обладал полнейшей свободой действий, но ею не пользовался – не нужно это было ему, все время поглощал бизнес, да и по натуре он был чрезмерно брезглив и надменен. Прошлое?.. Нет, оно, конечно, не было забыто, но оба, и Глеб и Елена, по негласному обоюдному уговору как бы заперли его в шкаф с мутными стеклами – оно стояло там, смутно видимое, недвижимое и безгласное, и супруги делали вид, что не замечают его.

Глеб взглянул в сиротливый блокнот, перевел взгляд на рюмку. Нет, не идет мысль, ничего уже не выйдет сегодня… Он сделал усилие над собой и опрокинул порцию виски в горло. Спиртное горячо ударило в голову, жаркой волной стало расплываться по всему телу. Стиснув зубы, Глеб проскрежетал матерное ругательство… Схватил бутылку, налил еще рюмку, жадно выпил, вскочил и устремился в спальню жены – будь что будет!

Елена, проводив Костю, постаралась как можно незаметнее прошмыгнуть к себе и запереться изнутри, после чего испытала дивное облегчение.

«Как в крепости!..» – мелькнула мысль, и вслед за нею на душе стало немного смешно и очень противно.

– Ну и что, – медленно произнесла она вполголоса, – я теперь так и буду сидеть всю жизнь взаперти?..

Да нет, конечно. Она понимала, что это чем-то должно кончиться. Чем?! А вот на это ответа не было.

Мужа она сейчас видеть не могла. Физически его присутствия не вынесла бы. Вот сейчас вздумай он ворваться в ее комнату… Нет, это невозможно было представить! Она вдруг поняла, что в этом случае билась бы, кусалась и орала как безумная и не далась бы ему, пока жива.

Все эти мысли клубились в ней под нервное хождение из угла в угол. Ходила она быстро, резко – но вот замедлила шаг, лицо – злое, ненавидящее – изменилось, став сперва недоуменным, затем растерянным, беспомощным… и, наконец, она остановилась у окна, чувствуя, что сейчас разрыдается. Нет! Нет! Нельзя. Нельзя раскисать. Елена вздохнула, усиленно поморгала, не дав слезам пролиться. «Надо вспомнить что-нибудь хорошее!» – решила она. Что?

Что может помнить женщина, неудачливая в браке? Ушедшую, потерянную любовь – если она, конечно, была. В жизни Елены Студенецкой, когда-то Григорьевой, любовь была. Одна-единственная. Единственной, как видно, останется навсегда. И ее не вернешь.

Это так. Но что же делать с нею и с собой?!.

Елена не знала, что делать со своим грузом прошлого, будущего, любви, ненависти – просто не знала. И потому пусто смотрела в окно, и пусто текло сквозь нее время.

Что остается в этом мире от любви? Она знала, что на этот вопрос не должно быть ответа: ничего. Такого не может быть.

– Не может, – тихонько повторила Елена вслух, но с места не сдвинулась.

Сумерки заполняли комнату.

Вдруг она вздрогнула, ей почудился некий звук, раздавшийся в коридоре, и она бесшумно, как кошка, метнулась к двери. Вслушалась.

Нет, тихо.

Весь огромный дом был до странности тих – зловещая, напряженная тишина. Так ничего и не услышав, Елена на цыпочках отошла от окна, все так же бесшумно разделась и легла на кровать, закутавшись в простыню.

Она как-то сама не заметила, уснула или нет: сон не сон, так, забытье какое-то… И в этом состоянии снова услышала шорох и подскочила как ужаленная. Сна – ни в одном глазу. Сердце билось отчаянно.

Шорох повторился. Да! Никаких сомнений. Елену так и сорвало с места к двери. Кто-то явно нажимал на нее с той стороны.

– Кто? – полушепотом спросила она.

– Я, – глухо отозвалось оттуда.

– Что тебе?

– Все то же. – Глухой голос перешел в какой-то неестественный.

– Глеб, иди спать, я не желаю тебя видеть! – гневно выкрикнула Елена.

– Лена… – прозвучало вдруг с такой тоской, что она оторопела, а весь ее гнев улетучился. – Лена, я хотел поговорить, – донеслось из-за двери так же смиренно.