Тетя ничего не ответила, и они в молчании спустились к изгороди Южного поля, где Катя испортила свое лимонное платье и вместе с ним погубила свою жизнь. Тетя Лена читала мысли племянницы:

— Твоя сестра несчастна. Я сказала твоему отцу, но он лишь ответил, что это его не касается. Ты должна понимать, что твоя судьба его тоже не волнует.

Нина лелеяла планы бегства. Она отопрет сейф — шифр был записан в мамином альбоме для любимых стихов, на тыльной стороне переплета. Она уже открыла было рот, чтобы рассказать о своем плане, но тетя перебила ее:

— У тебя есть только один способ. Тебе нужно выйти замуж, Нина. У такой юной девушки, как ты, должен быть защитник и покровитель.

Высокая трава слабо заколыхалась — стая уток пробиралась к речке. Нина уже продумала свою будущую жизнь. У нее была подробная карта Лондона, и она решила, что утро понедельника и вторника будет проводить в Британском музее, по средам — читать в библиотеке Мьюди, которую рекомендовала мисс Бренчли, а по четвергам — посещать Национальную галерею. Остальные дни она будет проводить за книгами… Должно быть, снять у приличной семьи комнату — пара пустяков…

При мысли о замужестве у Нины пересохло во рту. Когда-нибудь она, конечно, выйдет замуж, но сейчас об этом не может быть и речи — ведь ей всего только четырнадцать. Казалось, будто тетя винит ее в каком-то нехорошем поступке. Может быть, она прослышала о том студенте-медике, Георгии? Но между ними ничего не было… Заикаясь от смущения, она принялась оправдываться:

— Тетя Лена, поверь, у меня никого не было…

— И может статься, никогда не будет. О твоем отце ходят такие дикие слухи, что ни один приличный мужчина не возьмет тебя в жены.

Должно быть, у Нины был совсем ошалелый вид, потому что тетя взяла ее за плечо и встряхнула.

— Ты что, не понимаешь? Твой отец обесчестил тебя. О тебе рассказывают всякие гадости. Ты больше не бываешь в церкви и не общаешься с людьми нашего круга. Говорят, что ты раздеваешь и моешь пациентов мужского пола, даже самого последнего батрака; что ты держишь вопящих на операционном столе мужчин; что ты якшаешься с медсестрами, которые немногим лучше уличных девок…

— Так как же я смогу выйти замуж?.. — прошелестела Нина.

Британский музей, библиотека Мьюди, Национальная галерея, — все это разлетелось вдребезги от безжалостных тетиных слов. Елена заговорила быстро, дыша Нине в ухо:

— Тебе требуется мужчина, который не злоупотребит твоей неопытностью, но которому нужна жена, так же как тебе нужен муж. Лет тебе мало, но ты высокая, как твоя мать и сестра, поэтому выглядишь старше. И то, что тебе довелось пережить, сделало тебя более зрелой. Я знаю одного человека, англичанина. Он с компанией друзей гостит у Лавровых. Ему двадцать восемь лет, человек обеспеченный, с положением. Из некоторых его слов и из своих собственных наблюдений я сделала вывод, что ему нужна жена. Умная, чуткая девушка из хорошей семьи, которая станет ему верным товарищем. Пойми меня правильно, он хороший человек, иначе я бы о нем не говорила. Подобные браки нередки, и именно среди них бывают самые удачные, ибо культурные люди всегда сумеют договориться и в том или ином случае уступить друг другу. Я очень надеюсь, что пример твоей матери и Кати убедил тебя, что брак, основанный на страсти, это куда более рискованное предприятие. — Она вздохнула, как будто они уже обо всем договорились. — Сейчас он уехал по делам, он торгует металлами, но у них намечается бал, там ты с ним и познакомишься… Его зовут Ричард Трулав.

Две недели спустя Нина подъезжала в тетином экипаже к дому Лавровых. «Я сумею, — все повторяла про себя Нина. — У меня получится». Когда они подъехали к большой усадьбе, она постаралась успокоить дыхание.

В честь английских гостей ковры в гостиной были свернуты, на окнах повесили портьеры из розового кретона. Нина с тетей поднялась по широкой лестнице в одну из спален. Маленькая косоглазая горничная обсыпала Нинины плечи пудрой, поправила пришитую розу и, отступив назад, захлопала от радости в ладоши. И правда, Нина была очаровательна в платье, украшенном цветами.

— Нина, ты готова?

— Да, тетя Лена.

— Тогда пойдем вниз.

Когда они вошли в бальный зал, по нему из конца в конец словно прошла рябь, но Нина чувствовала, что к восхищению примешивается любопытство и жалость. Она видела сочетание того и другого в глазах полковника Балова, когда он с преувеличенной торжественностью наклонился к ее руке.

— Вылитая Ирина! — Перед ней попыхивала сигаретой средних лет женщина с диадемой на голове, одна из дочерей графини Грековой. — Моя мать, которая теперь, после своего падения, так редко выходит из дома, рада будет услышать это.

Поодаль Елена холодным тоном разговаривала с женщиной в плохо сидящем черном парике:

— Нет, моей племяннице еще нет шестнадцати, но ее мать впервые выехала в свет в более юном возрасте, да и я сама тоже. И потом, разве это не преступление — держать такую прелестную девушку взаперти?

В следующий миг Елена уже вела Нину под руку дальше, шипя сквозь стиснутые зубы:

— Противной карге никогда не выдать своих дурнушек замуж, и она это знает!

И снова они с кем-то здоровались, знакомились, раскланивались… Подняв глаза, Нина увидела, что к ним направляется краснолицый коротышка с седеющими усами. Судя по одежде, это был англичанин, и она безучастно подумала, что он намного старше, чем она ожидала. Вроде бы он не хромой и не горбатый… но когда тетя назвала его имя, Нина вздохнула с облегчением — это был не мистер Трулав, а мистер Стивенс. Как объявил этот джентльмен, его привел в Россию интерес к нефти. А вовсе не к золоту, как некоторых, добавил он, потирая руки так, будто смывал с них какую-то гадость. Когда объявили кадриль, он с поклоном вручил Нине букет пармских фиалок, выбранных из корзины.

Когда-то — казалось, что много-много лет назад — их с Катей обучала танцам одна старая дева, госпожа Шумина, и она сказала, что если уж ты научился танцевать какой-то танец, то никогда не разучишься. И правда, сегодня Нина скользила через фигуры кадрили, сознавая — хотя и без всякой радости, так как и ее движения были машинальными, — что танцует хорошо. Во всяком случае гораздо лучше, чем ее партнер, который, впрочем, нисколько не огорчался собственной неуклюжести и, судя по всему, прекрасно проводил время. Наверное, она здесь единственный несчастный человек, подумала Нина. И Катя у себя в Ницце тоже несчастна. Несчастные сестры Карсавины — чем не название для пьесы? Рядом засмеялась какая-то женщина, и Нина узнала Катину знакомую, Елену Павловну, танцующую с красивым англичанином, чьи рыжие волосы тускло отливали медью в свете люстр.

Музыка кончилась, мистер Стивенс поклонился. Подошел дядя и представил Нину пожилой чете из Москвы, а затем армейскому капитану в отставке, человеку с худым угреватым лицом.

— Госпожа Карсавина…

Он метнул на Нину такой звериный взгляд, что она пошатнулась, будто от пощечины. Не предупреди ее тетя заранее, она не поняла бы значения этого взгляда. «Некоторые мужчины, — говорила тетя, — будут смотреть на тебя с наглостью, которую при других обстоятельствах они бы никогда себе не позволили. В их глазах ты увидишь отражение сплетен, которые о тебе ходят». Теперь Нина взаправду видела это, но к чувству униженности, которого она ожидала, примешался неожиданный страх — во взгляде капитана сквозила не только похоть, но и откровенная жестокость.