Вот тебе и главный мажор, весь такой благородный и сильный. А на деле очередная марионетка в чужих руках.

Видимо Влад отлично понимает выражение моего лица. И оно парню явно не нравится, потому что в моём взгляде ясно читается брезгливость и презрение. Чернышевский стряхивает с себя руку брата и идёт к выходу из класса. Толкает входную дверь ногой, отчего та с грохотом ударяется о стену, и исчезает из кабинета.

И на уроке больше не появляется. А его брат проходит между рядов к последней парте, попутно похлопывая Рягузова по плечу в знак одобрения. Клоуны.

– Чего ты хочешь, Рягузов? – понимаю, что без условий вернуть тетрадь не получится.

– О, переговоры, как я это люблю, – облизывается. Мерзкий тип, ничего не скажешь. – Для начала, зови меня Майкл. Вот так, с придыханием – а ну-ка, девочки, – пальцем тычет за свою спину.

Девчонки, сидящие за третье партой, дружно выдыхают:

– Майкл!

Подпевалы. Их мы с Верой видели, идущими за мажорами по школьному двору перед информатикой. Обе блондинки, с длинными ногами и боевым макияжем на лицах, кажутся слишком похожими друг с другом. Одну я уже видела на уроках, а вторая сегодня появилась. Причём, пришла только к третьему уроку. И ей, кажется, даже слова никто не сказал по поводу опоздания.

– Ми-ха-ил, – произношу нараспев. Улыбаюсь широко-широко, аж челюсть сводит, – тебе идёт больше.

Рягузов становится пунцово-красным настолько, что практически сливается со своим брендовым джемпером. От его испепеляющего взгляда по коже табуном проносятся мурашки, оставляя за собой лишь холод и липкий страх. Кажется, что ещё мгновение, и Мишка прихлопнет меня, словно муху. Моей же тетрадкой.

– Ой, идиотка, – шушукаются девчонки позади меня, а потом происходит то, чего я ну, никак не ожидала.

Мышкина, которая всё время стояла скромно в сторонке и испуганно хлопала глазами, делает уверенный шаг вперёд. Словно в замедленной съёмке тянет руки к моей тетради, зажатой в руке Мишки, и дёргает её на себя.

Парень медленно поворачивает голову, и я вижу, что его рот слегка приоткрывается. Кажется, он не ожидал такого выпада со стороны затюканной серой мышки.

– Чего? – не рычит, Рягузов просто ревёт, словно раненый зверь.

Со всей силы дёргает несчастную тетрадь на себя. Слышится раздирающий душу треск. Не любую душу, а только мою, потому что тетрадь рвётся на две неровные части.

Никогда не дралась, но сейчас очень хочется. Наброситься на Рягузова и настучать чем-нибудь по его тупой голове. Ну что за шутки, зачем вообще брать чужую вещь? Неужели ему кажется это смешным и весёлым?

Класс хохочет за моей спиной, а Мишка и Вера смотрят озадаченно на куски тетради в своих руках.

Поднимаюсь из-за парты и сначала забираю часть из рук Мышкиной, а оставшийся кусок выдёргиваю из цепких лап Рягузова.

– Отдай! – выкрикиваю злобно. И Мишка, ошеломлённый случившимся, выпускает несчастные клочки.

– Вандалы! – фыркаю на обоих и иду к своему месту.

Слышу, как Вера прогоняет Михаила и усаживается рядом со мной. В другое время я бы с удовольствие понаблюдала за тем, как Рягузов послушно поднимается и уходит, но сейчас моя голова занята куда более важным делом. Переписать домашнюю работу. Вот только вопрос, куда?

– Надь, прости…

– У тебя пустой тетрадки нет с собой?

Произносим одновременно, но ответить друг другу не успеваем, потому что в класс входит Инна Витальевна. Она здоровается, опускает стопку с тетрадками и какими-то пособиями на учительский стол и останавливает взгляд на моих руках.

– Это что, Надежда, твоя тетрадь? – покачивает головой неодобрительно. – Как же так, ты показалась мне аккуратной девочкой.

Я сейчас со стыда сгорю. Мало того, Рягузов нервы потрепал знатно, теперь ещё и классная. Лучше бы я действительно эту злосчастную тетрадь дома забыла. Проблем было бы в разы меньше.

– Эм, это… – поднимаюсь со стула, – это случайно вышло…

Слышу, как Рягузов хмыкает сзади, а кто-то прокашливается и нервно двигает стул. Ждут, что я расскажу, как всё было на самом деле? Не дождутся.

– Ладно, садись, – Инна Витальевна машет небрежно и диктует тему урока.

Вера делится со мной двойным листочком из своей тетради, и я записываю классную работу. Мы решаем пару номеров, похожих на задания, которые будут в части «В» на экзамене, записываем в дневники время и дату ближайшей консультации.

К концу урока учительница собирает тетради, мою, разумеется, советует оставить себе, а ещё лучше, выбросить. Неприятно. Я всегда выполняю домашнее задание, и делать это стараюсь аккуратно. Но в новой школе об этом, увы, пока не знают.

– Ребята, – обращается к нам классная, игнорируя звонок на перемену. – Я займу всего пару минут. Через две с половиной недели в нашей школе состоится вечер встречи выпускников, поэтому… – начинает громогласно вещать женщина.

– А нам-то что? – её бесцеремонно перебивает Мишка. – Мы не выпускники ещё если что!

– Цыц! – топает ногой на Рягузова. А я вдруг чувствую приятное тепло, заполняющее грудную клетку. Неужели хоть кто-то перед этим мажором не пресмыкается? – Мне поручили подготовить номер: сценку или песню. Поэтому завтра после уроков прошу всех остаться. Ненадолго.

– Ууу, – по классу проносится недовольный вой.

Ещё бы, у нас консультации каждый день, пробный экзамен по русскому языку на носу, а мы должны тратить время на подготовку номера художественной самодеятельности. Может, удастся откосить?

– И, да, – Инна Витальевна, словно прочитав мои мысли, смотрит на меня. – Скворцова, обязательно прими участие в подготовке. Ты же так и не выполнила задание в библиотеке?

– Да, – киваю отстранённо.

В кабинете стоит гробовая тишина, словно все так и ждут, что я наябедничаю на проделки Дианы. Но я молчу. Не дождутся они моего поражения.

– Вот и чудненько, общественная деятельность поможет тебе влиться в коллектив, – улыбается женщина и, наконец, отпускает нас.

Мы с Верой оперативно собираем вещи и выходим в холл. Выбираем самый дальний и низкий подоконник, так как остальные заняты либо мажорами, либо учениками из других классов, и усаживаемся на него.

Вера переплетает свою косу, которая немного растрепалась за время уроков и вытаскивает