Я быстро и аккуратно упаковала вещи — положила книги на дно коробки, обернула вазу мягкой упаковочной пленкой с пузырьками и помедлила над фотографией в рамке, прежде чем положить ее сверху. В день моего двадцатичетырехлетия мы снялись на фоне Эйфелевой башни и парижского заката. Обняв меня левой рукой, правую мама вытянула, объясняя непонятливому австралийскому туристу, как работает фотоаппарат. На снимке мы были очень похожи — одинаковые широкие улыбки, каштановые кудри, женственные формы, правда, я на несколько дюймов повыше — спасибо папочке. Это была моя любимая фотография — мать и дочь в дебрях Парижа. Ни одна из нас не говорила по-французски, но мама изучала язык в колледже и надеялась, что какие-нибудь слова всплывут в памяти. Помню ее в самолете, взволнованную, нетерпеливую, немного испуганную путешествием. Строгая мантия родительской ответственности слетела в мгновение ока, будто сильный бриз сдул ее с маминых плеч, и вот она, Эмили Уэст, не мать и не жена, но туристка, всем существом жаждущая новых впечатлений. Наблюдая, как мама притворяется, что читает книжку, я почувствовала: чаши весов сдвинулись — качнулись, пришли в равновесие и замерли в идеальном соответствии. Первый раз в жизни мы стали равными — я готова была заботиться о ней так же, как она всегда заботилась обо мне. Но равенство оказалось мимолетным. Внезапное головокружительное равновесие долго не продлилось. За долю секунды, за одну вспышку видеокамеры оно исчезло. Чашки весов качнулись в противоположном направлении, и не успела я оглянуться, как стояла в больничной палате, держа маму за руку, как бы стараясь передать ей сил, и давая обещания, выполнить которые смертному не по силам.

— Ага, небольшая летняя уборка, — улыбнулась Эбби, входя в офис после перерыва на ленч. В руке она держала объемистый пакет из кафе «Тайм», а локтем прижимала к себе журнал «Обои». Глянцевый журнал красиво смотрелся в обрамлении гофрированного рукава. — Я тоже собираюсь прибраться, но все некогда…

Эбби работала в «Марк Медичи и партнеры» всего четвертый месяц (в мае она окончила Парсонс), но ее рабочее место напоминало хорошо обжитую комнату в общежитии. Она даже повесила над столом репродукцию картины Климта.

— Я не убираю, а убираюсь, — скаламбурила я, роясь в верхнем ящике тумбы среди скрепок, карандашей и зажимов для бумаги в поисках чистого диска.

Эбби по-птичьи наклонила голову, пытаясь уловить разницу.

— Убираешься?

Отыскав диск, я переписала на него файлы. Последние несколько месяцев я каждую свободную минуту посвящала доработке и переделке собственных эскизов — столы, диваны, лампы, часы. Первые пробы пера «Таллула дизайнс», которые я не собиралась оставлять. Эти несмелые наброски — мое будущее.

— Освобождаю стол, пакую вещи и забираю домой, — объяснила я, открывая файлы с диска — убедиться, что все записалось нормально. Оригинальные файлы с жесткого диска я стерла, не желая ничего оставлять после себя. И даже удалила письма из личной папки. — Около часа назад Марк меня уволил.

Эбби растерянно заморгала, как испуганное животное. Не знаю, чего она боялась больше: потерять работу или автоматически унаследовать мои малоинтересные обязанности.

— Что?!

— Уволил меня, чтобы задобрить каких-то инвесторов. — Я пожала плечами, словно дело меня совершенно не касалось. На самом деле это, конечно, было не так, но в ту минуту я еще не разобралась, насколько меня задело неожиданное увольнение. Слишком рано было говорить об ощущениях, как преждевременно судить об оттенке стен, пока не высохнет краска. — Сказал, ты вышлешь почтой все, что я не смогу унести, но не беспокойся, — я указала на обувную коробку и пакет, — все мое здесь.

— Но ты нужна компании!

— Как видишь, не очень.

— Какой ужас, Kу! — воскликнула Эбби, заключив меня в объятия, от которых хрустнули кости, — девица была сильнее, чем казалась. — С тобой все будет в порядке, вот увидишь! Я уверена, ты найдешь работу в мгновение ока. Ты дружелюбная, смышленая, разбираешься в компьютерах. Еще и в выигрыше окажешься, можешь мне поверить. А если вдруг поиски затянутся, не теряй надежды. Это все экономика. Твоей вины тут нет.

Нет ничего противнее, чем выслушивать подбадривания двадцатидвухлетнего дизайнера, вчерашней выпускницы, которая не может обойтись без каталога «Ди-сайфер Ф.М.» при определении цветовой гаммы.

— Спасибо за премилый вотум доверия, Эбби, — высвобождаясь из цепких объятий, съязвила я с небольшой, впрочем, долей сарказма. Несмотря на снисходительный тон, Эбби говорила искренне.

— Слушай, давай сходим куда-нибудь выпить, — предложила она. — Устроим тебе проводы. Уговорим бармена прилепить свечу к тарелке с солеными крендельками, и ты сможешь загадать желание.

— У меня не день рождения.

— Верно, — тут же согласилась Эбби, понятия не имевшая, какого числа я родилась. — Но это первый день твоей новой жизни! Практически одно и то же.

Аргумент был неплох, и я позволила себя уговорить.

— Ладно. Я почти собралась. Дай мне несколько минут, закончу копировать файлы.

— Нет проблем. — Сунув остатки ленча в холодильник, Эбби скрылась за дверью туалета, откуда через несколько минут вышла королева дискотеки с мерцающими пурпурными тенями на веках.

— Бар «Бауэри»? — уточнила я, легко распознав условный сигнал. Фиолетовая палитра предназначалась у Эбби исключительно для элитных заведений.

— Знатное местечко, — одобрительно отозвалась та, словно принимая приглашение, а не подтверждая мою догадку.

В последний раз проверив стол и компьютер на предмет забытых вещей и файлов, я подхватила коробку и пакет.

— Можем идти, если ты готова.

— Ой, дай я что-нибудь понесу, — сказала Эбби, забирая у меня пакет.

Мы ждали лифт, когда открылась дверь кабинета Марка. Бывший начальник вышел в холл и улыбнулся, рассеянно глядя в моем направлении. Он не сказал ни слова, но ощутимо излучал доброжелательность. У него было достаточно времени, чтобы восстановить душевное равновесие.

— Мне нужно ответить на звонки, — сообщил он Эбби. До бедняжки не сразу дошло. Сначала ее ошарашил тот факт, что с этим поручением начальник обратился к ней. Не дизайнерское это дело — ковыряться с чужими телефонными звонками! Затем она ощутила разочарование — не только потому, что зря потратила свои лучшие тени для век, но и оттого, что вместо бара «Бауэри» придется остаться и работать до вечера. И наконец истина открылась ей во всей красе. Как девятый вал, обрушившийся на пляж, на Эбби нахлынуло осознание того, как все отныне будет. Нужно ответить на телефонные звонки. Марк хочет, чтобы этим занималась Эбби.

Благожелательно кивнув в моем направлении — не «спасибо за долгий самоотверженный труд», но и не открытая неприязнь, — босс исчез за дверью кабинета. Эбби повернулась ко мне с неприкрытой паникой на лице. Это же не входило в ее рабочие обязанности! Она дипломированный дизайнер, а не служанка, чтобы записывать сообщения и заказывать конверты номер десять по каталогу «Стэплс».