– Похоже, она была очень приятной, – только и смогла ответить я.

– Очень. Такая добрая и премиленькая. Когда узнала, что не сможет ребеночка выносить… это разбило ей сердце.

– Полагаю, мистер Мюллер горевал не меньше.

– Думаю, он больше о ней волновался. А уж когда она умерла, сам чуть рассудок не потерял.

– Бедный мистер Мюллер.

– А эти чудовищные слухи, что он ее в могилу свел! Жестоко, так жестоко…

– Ты же не думаешь, что он… – под яростным взглядом Люси я умолкла.

– Нет, конечно же нет! Кое-что необычное в ее смерти было, но мистер Мюллер ее любил. И никогда бы не обидел.

– Кое-что необычное?

– Какая вы пронырливая, все выпытываете, выпытываете…

– Люси, – глубоко вздохнула я. – Спрашиваю только потому, что моя госпожа и твой господин очень сблизились.

Люси звонко рассмеялась, точно колокольчики зазвенели.

– Это с ней-то? Да он на нее и не посмотрел бы!

Я изо всех сил постаралась придать лицу выражение глубочайшего неодобрения, которым славилась матушка. (Она до сих пор утверждает, что в восемнадцать лет этим взглядом заставила плакать герцога. Но отказывается говорить, кого именно.) Никакого эффекта над Люси это не возымело, она так и тряслась от хохота.

– Я очень привязана к своей госпоже, – ледяным тоном заявила я. – Она ко мне была очень добра.

Люси смахнула выступившие слезы.

– Ну, на слепого очков не подберешь, – загадочно ответила она и снова вытерла глаза. – Прощения просим, конечно же вы привязаны к ней, – она помедлила. – Камердинер хозяина, Симпсон, я еще в него как-то по уши втрескалась, порассказал мне мно-о-ого всего.

Я лишь непонимающе смотрела на нее в ожидании продолжения.

– Много всего о хозяине и его пристрастиях к хорошеньким девушкам.

– Когда он был женат? – пораженно уточнила я. Представить Мюллера в роли неверного мужа не удавалось, но что если в этом и был ключ к успеху? Что никто и подумать не мог…

– Нет, – признала Люси. – Позже. Ну не должен же он после смерти жены становиться монахом, верно? Он ведь джентльмен.

Я предпочла не вдаваться в детали и не заплывать в эти особенно мутные воды морали и просто спросила:

– Что же он тебе рассказал?

– Да так, только то, что хозяин его предпочитает миниатюрных изящных брюнеток. Никаких подробностей он мне и не говорил, но мы все страсть как хотели знать, собирается хозяин снова жениться или нет. В конце концов, одинокому мужчине большое поместье без надобности, мы все беспокоились за свои места.

– Так он сказал тебе, что Мюллер жениться не собирается, ему хватает развлечений?

– Нет, – покачала головой Люси. – Он сообщил нам, когда хозяин снова начал интересоваться женщинами.

– И сколько прошло со смерти его жены? – спросила я. Говорить на эту тему было крайне неловко, но Люси, похоже, с той же легкостью обсуждала бы и цветы для украшения комнат.

– Где-то полтора года. Симпсон говорил, ему совершенно точно нравится определенный тип женщин, и со всем уважением к вашей госпоже, она под него не подходит.

– Ты сказала, в смерти покойной миссис Мюллер было что-то странное? – Люси уже так разошлась, что могла наконец ответить на единственный вопрос, который меня волновал.

Люси смерила меня задумчивым взглядом.

– А вам-то что?

– Прошу прощения?

– Я так считаю, хозяйка ваша заполучить его хочет, один Бог знает как, и тогда эта информация окажется очень ценной, – она многозначительно потерла пальцы. – И цена у нее в деньгах будет.

– Пожалуй, стоит спросить Симпсона, – вслух предположила я со всем спокойствием, которое во мне осталось при таком грязном повороте дела.

– А вы не сможете, – торжествующе сообщила Люси. – Он уехал. И вряд ли говорил об этом с кем-то, кроме меня. Вы ж знать хотите. Так можете и заплатить. Ничего личного, но девушкам сейчас приходится самим о себе заботиться.

– Понимаю.

– Ну смотрите, ежели надумаете чего, встретимся в саду у роз после чая, но до ужина. В это время и кухарка, и экономка отдыхают. Проще всего вырваться поболтать. – Она встала и, расправив, взбила юбки. – А пока пойду, мне есть чем заняться. – Шуршащие юбки исчезли за дверью, а в воздухе осталось висеть недоговоренное, но очевидное «в отличие от некоторых».

Я взялась за свои списки, но с трудом могла сконцентрироваться. В Стэплфорд-холле мы все болтали об обитателях второго этажа, но никогда я не сталкивалась с таким желанием продать информацию о своих хозяевах, в частности об их любовных делах. Хотя однажды мне пришлось выгонять из сада репортера. Он предлагал мне деньги за сведения, но пресса в принципе состоит из людей низкого происхождения, во всяком случае, так говорит матушка.

Возможно, никто из нас не хотел думать о Ричарде Стэплфорде как о любовнике просто потому, что от настолько жуткой идеи непременно кошмары привидятся. Удивительно, похоже, слуги Стэплфордов оказались гораздо преданнее хозяевам, чем служащие обаятельного Мюллера. Этот мир мне никогда не понять. Вряд ли Люси действительно могла рассказать что-то стоящее. В то время она, вероятно, была совсем молоденькой, но все же привлекла внимание камердинера. Возможно, стоит попытаться? Придется обсудить вопрос с Ричендой и посмотреть, что она скажет. Не буду же я платить за грязные сплетни из собственного жалованья!

Риченда заглянула проведать меня незадолго до ланча, узнать, как продвигается работа. Я передала ей нашу с Люси беседу.

– Вот хитрая пройдоха! – Было первой реакцией Риченды. И хотя я бы не стала употреблять именно эти выражения, все же кивнула в знак согласия. – То, что нужно, – добавила она. – Как думаешь, сколько ей нужно заплатить?

– Понятия не имею, – откликнулась я.

– Ой, не смотри с таким возмущением. Зарабатывать на сплетнях вполне нормально для слуг. По общему согласию это обычно происходит между ними или горничной, которая не прочь проследить за своими хозяйками. Так во всех больших домах бывает.

Так вот и получилось, что через пару часов, между чаем и ужином, я прогуливалась в розарии. В деревне принято есть раньше, чем в городе, но времени еще оставалось достаточно. Я бродила по дорожкам, сжимая в руках сумочку со щедрым вознаграждением от Риченды, и делала вид, что любуюсь цветами. После длинного жаркого лета осенний воздух был довольно прохладным. Час спустя меня уже пробрал озноб. Вероятно, решила я, у Люси появились какие-то дела перед ужином и скорее всего она появится ближе к чаю. Но я ошиблась. Бенни, главный садовник, невысокий блондин лет пятидесяти или больше, уже дважды прошел мимо меня. Оба раза он приподнимал шляпу в знак уважения, но я не сомневалась, что третий раз уже вызовет подозрения. Проворный и энергичный, он совсем не походил на мое представление о главном садовнике. Завидев меня в первый раз, он подошел и почтительно представился, чтобы показать мне самый красивый осенний цветник. О своем саде он говорил с большим воодушевлением, и я не могла не признать, что в такие моменты он становился по-своему обаятельным. Сад был чудесным, его вдохновение, несомненно, передавалось и остальным работникам. Я знала, что они с миссис Мюллер вместе занимаются садом, и не сомневалась, что, наткнувшись на меня в третий раз, он сообщит своей госпоже о моей долгой прогулке в одиночестве, еще и в такую холодную погоду. Может, он и решит, что я восхищалась его творением, но миссис Мюллер вряд ли поверит, так как прежде никакого интереса ни к цветам, ни к изумительным цветочным композициям в доме я не выказывала. Дело в том, что благодаря детству в деревне дикие живые изгороди мне всегда были милее, а более симметричные и правильные фигуры казались лишенными свободы, воздуха. Бенни я об этом, конечно, говорить не собиралась.