— Боги бросили эту долину, и пока ты не говоришь маме, что я тебе сказал такое, можешь смело плевать на них. И даже писать. Хотя Сую оно, наверное, понравится.

Билл не понимал, о чем это Фиркин, но не сомневался: если мама услышит, она не просто цокнет языком. Билл рассмеялся сквозь слезы.

— Ты уж прости, что я наговорил тебе грубостей, но ты сказал эдакое чуть раньше, и оно меня зацепило, а кое-кому оно совсем не по нраву, если понимаешь, о чем я.

— Я понимаю, — сказал Билл, шмыгнув носом.

И почти не соврал.

— Тебя еще не было до драконов. Я иногда про это забываю.

Он отпустил Билла, подхватил яблоко с земли, откусил.

— Не то чтобы оно было ох и ах, — продолжил он, жуя и брызжа белой яблочной плотью чуть ли не через весь сад.

Билл заулыбался.

— Лорды — они всегда лорды, и с налогами так же, и знать — всегда чудовищные ублюдки, куда ни глянь.

Он наклонился и добавил с мудрым видом:

— Человека называют ублюдком, если он не знает своего папу, но если кто-нибудь скажет тебе, что знает папу, и папу папы, и так далее до восьмого колена, — вот тогда перед тобой самый настоящий ублюдок.

Билл уже давно позабыл про слезы.

— Да, идеально оно не было — но ведь работало. Конечно, народ ныл и жаловался. И я ныл и жаловался тоже. Но мы-то сводили концы с концами. Никаких там вшивых побасенок про золотой век, как рассказывают теперь.

Билл захихикал снова.

— Но ведь жили, и ничего.

Фиркин скривился.

— А потом явился Мантракс и остальные… ну, знаешь, скажу тебе по секрету, что ты еще слишком малый для слова, каким я называю этих летучих тварей. Эх, когда они явились, произошла большая драка.

Билл был достаточно взрослым, чтобы знать о той войне. Он видел могильные метки вокруг храма. И слышал обрывки историй, которыми мама обменивалась с людьми, каждое утро приходившими за яйцами и молоком.

— Фиркин, а чего люди дерутся? — спросил парнишка.

— Ну, в общем, — Фиркин пожал плечами, — лорды — они ублюдки, это да, но они знают: если здоровенный огнедышащий ящер приземлился посреди твоих полей, нужно ящера пырнуть чем-нибудь острым, пока он не сожрал слишком много твоих фермеров. Видишь ли, основная идея налогов как раз в том, чтобы фермер платил лорду, а тот — солдатам и чтобы те пыряли всяких тварей до того, как твари сожрут фермера. С тех пор как явился Мантракс с компанией, идея потерялась. Теперь солдаты скорее пыряют фермеров. Но должно же быть не так.

— Драконы ели фермеров? — изумленно спросил Билл.

— Большей частью солдат. Такая вот ирония судьбы.

— А если б солдаты не пыряли драконов? — спросил Билл, которому казалось, что, не начнись драка, все были бы счастливее, включая Фиркина.

— Ну знаешь, — ответил тот, ероша волосы Билла, — тогда бы драконы съели всю знать, а если есть что-нибудь, чего знать не любит больше поедания своих фермеров, так это поедание самой знати.

Раньше паренек не особо задумывался над тем, что ест Мантракс. А задумавшись, перепугался — как и тогда, когда увидел пролетающего дракона. И хотя Билл почти не сомневался, что Фиркин, по обыкновению, вешает на уши лапшу, дракон уж точно мог съесть человека. Ведь Мантракс огромный. От этой мысли мальчик содрогнулся.

— В общем, драконы съели солдат, потом съели знать, а где-то в процессе поедания в драку ввязались и фермеры.

— Почему?!

Биллу еще казалось, что никто по-настоящему не грозил фермерам съедением и все рассказанное Фиркином очень похоже на историю гигантского недоразумения.

— Потому что они гребаные идиоты, — выговорил Фиркин с чувством.

Что-то в его тоне показалось странным даже шестилетнему Биллу.

— А ты дрался? — спросил он.

— Разреши мне подумать над тем, как тебе ответить, хорошо?

Билл изобразил закрытый наглухо рот. Фиркин рассмеялся. Когда Билл изображал закрытый рот, Фиркин всегда смеялся. И оттого смеялся и Билл, хотя отчаянно старался не разжимать губ.

— Фермеры полезли в драку потому, что… в общем, люди привыкают к своей жизни, пусть не слишком богатой и хорошей. И тогда люди защищают свою жизнь. Дерутся. Они пугаются будущего, которого не понимают. Оно как комната, где темно и где никогда не был. Потому хочется оставаться в знакомой комнате — и со светом. Понимаешь?

Билл кивнул. Он понял достаточно.

— И честно говоря, если ты знаешь, что в соседней комнате дракон, ты уж постараешься остаться в своей, — выговорил Фиркин со странной печальной улыбкой. — Я думаю: когда все только начиналось, фермеры всерьез считали, будто у них есть шанс. В те дни боги еще появлялись в Кондорре. Кажется, фермеры думали, будто великий отец Лол, или мать-защитница Вруна, или трудяга Впаха, или кто-нибудь еще явятся и спасут от напасти. Хотя обычно боги, сойдя на землю, только трахались направо и налево и крошили мир вокруг.

Фиркин покачал головой.

— А что такое «трахались направо и налево»? — рискнул спросить Билл.

Фиркин поглядел на него и скривился.

— Э-э, хм, это как бегать по всем окрестным фермерским домам и совать пальцы во все пироги — и потом облизывать пальцы, а не мыть. Только хуже.

Билл представил ярость домохозяек и не смог вообразить ничего хуже. Однако выяснение деталей он оставил на потом. Фиркин отлично рассказывал.

— Так бог явился? — спросил Билл.

— Ни хрена он не явился. Все нагадили в штаны, — заявил Фиркин и с такой силой швырнул огрызок, что тот, ударившись в ствол, разлетелся надвое. — Ни звука, ни намека. Даже на трудягу Впаху, которая считалась фермерским покровителем. Даже на мать-защитницу Вруну. Даже на помешанного на законе Лола. Никого. И фермеров съели вместе с остальными.

— Всех? — усомнился Билл.

— Эх, глупыш ты, как же всех? Ведь я же здесь, разве нет? И папа твой, и мама. Но съели многих. И что совсем уж паршиво, ели до тех пор, пока мы не сдались, не сказали им, что исполним все приказы.

— И что они приказывают? — спросил Билл, пытаясь представить, как Мантракс слетает с горы, садится у кухонной двери и требует у мамы пирог.

Фиркин улыбнулся во весь рот, но в улыбке не было радости.

— Совсем немного. Они всего лишь приказали нам жить в страхе. Приказали отдавать по первому требованию все, что нам дорого. Приказали жить в нищете. Приказали ползать там, где мы раньше ходили — пусть не гордо выпрямившись, но и не крадучись.

Билл снова подумал о тени в небе, панике на полях, мамином крике. И о другом тоже. Например, о том, сколько раз ложился спать голодный. О том, сколько часов потратил отец, ремонтируя ржавеющий инвентарь. О мужчинах и женщинах в военном снаряжении, приходящих каждый год и забирающих все из маленького сундучка с монетами, который отец держал в углу кухни.