Летти не позволила руке расслабиться ни на мгновение.

— Магом по своей воле быть не перестанешь, — сказала она.

Это все равно что по своей воле не дышать воздухом и не есть ртом. Ты либо маг, либо нет. Иногда Лол, или Суй, или Звяк, или Впаха, или кто-нибудь еще из капризной божественной банды тянулся вниз божественным пальцем и совал его в раздутый живот будущей мамы. Ребенок оказывался меченым на всю жизнь. Магия не пятно грязи, ее не смоешь.

— Я перевоспиталась, — неловко выговорила Чуда. — Я отошла от использования магических искусств и теперь лишь изучаю магию в живых существах.

Балур взвалил молот на плечо.

— То есть вы суть разговариваете, что можете делать магию, но выбираете не делать? — поинтересовался ящер.

Сказать, что в его голосе прозвучало сомнение — все равно что заметить, описывая Суя, гермафродита, бога/богиню любви, плодородия и свободных нравов в целом, будто он/она чересчур прямолинеен/прямолинейна с девушками.

Чуда выпрямилась, расправила плечи, выставила подбородок. Наверное, решила изобразить уверенность и гордость собой. К сожалению, вышла очередная иллюстрация к общему мнению о крайней спесивости магической братии.

— Именно это я и выбрала, — сурово изрекла Чуда. — Я захотела остаться собой, хозяйкой своей судьбы.

Триста шестьдесят девять лиг. В одиночку. И без единого заклинания? Трудновато поверить. Впрочем, можно допустить, что Чуда искренне желала не пользоваться магией. Вопрос в том, насколько ей это удавалось? И как определить, не сорвется ли она вот-вот?

— Это в сути как иметь молот и пытаться забить гвоздь рукой, — сказал Балур, качая головой.

Чуда высокомерно глянула на него и снизошла до риторического вопроса:

— А что, если всякий раз при использовании молота вместе с нужным гвоздем забиваются насмерть и трое-четверо посторонних? Как быть тогда?

И вдруг, нежданно-негаданно, Летти ощутила: эта женщина — своя до мозга костей. Ее сомнения и беды словно вынули из нутра самой Летти. В ней то же желание стать лучше. Та же борьба с собой.

— Да подходите, — сказала она, забыв о тяжести лезвия, прячущегося в рукаве. — Мне казалось, мы и костер-то развели, чтобы не дать вам замерзнуть. Снимайте плащ и давайте поближе.

Билл смотрел, как Летти подходит к Чуде. Наконец-то драчливый ангел расслабилась, словно выпустила пар. Отчего-то Летти вдруг перестала видеть в гостье скопление угроз для жизни и кошелька и разглядела несчастную замерзшую женщину.

А мнение Билла изменилось в противоположную сторону.

Изучать драконов? Единственная тому разумная причина: выяснить, где у них слабые места. А у этой женщины нет ни армии, ни самоубийственных наклонностей, требующихся для выяснения и использования слабых драконьих мест.

Чуда стряхнула плащ, затем поискала на полу место, свободное от трупов и телесных жиж, чтобы разложить одежду для просушки. На женщине оказалось простое бледно-зеленое платье, подпоясанное голубым шнуром. Платье было ненамного суше плаща.

Без капюшона, скрывающего лицо, Чуда выглядела лет на сорок, не старше. У нее были темные курчавые, коротко постриженные волосы и округлое лицо с широкими губами и носом. На правом ухе, вдоль края, — череда золотых клепок. Во взгляде суровая деловая прямота, хотя морщинки вокруг глаз подсказывают: улыбка прячется невдалеке.

Чуда уселась у костра, Летти устроилась рядом. От входа приковылял Фиркин, весь словно слепленный из узловатых суставов и болтающихся конечностей. Потом пришел Балур. Он, похоже, еще не избавился от подозрений.

Изучать драконов! Билл помимо воли стискивал кулаки снова и снова. Изучать ублюдков, отнявших у него ферму!

Он старался дышать спокойно и ровно, чтобы пелена ярости не застила глаза. Он заставил себя разжать пальцы, присел вместе со всеми у огня. Вряд ли станет лучше, если так и будешь глядеть на женщину с ненавистью. Папа говаривал по этому поводу, что, мол, неправильно лежащий в корове теленок не повернется сам по себе, сколько ни пялься на корову и ни чертыхайся. Если хочешь решить проблему, лучше суй руку по локоть в коровью матку.

Да, папа не отличался душевной тонкостью.

Однако совет толковый.

— Простите, — сказал Билл Чуде, — но я никак не могу понять, зачем и почему вы изучаете драконов.

— В самом деле?

Похоже, она искренне изумилась.

— Но они же такие удивительные существа! И мы почти ничего не знаем о них. Не имеем понятия, как они выдыхают пламя. Самое вероятное объяснение: горючая жидкость, выделяемая из резервуара где-нибудь за челюстями или в горле, — но как драконы поджигают ее? И как они вообще поднимаются в воздух? С такой массой — невозможно. Конечно, лучше и проще всего было бы вскрыть какого-нибудь дракона…

— Вскрыть? — повторил Билл, не понимая, кипеть ему от злости или дико хохотать. — Конечно, это же так просто: подойти к члену Консорциума и попросить разрешения порезать ему брюхо.

Билл ухватился за голову.

— Боже, изучать их?! Вы хоть видели их? Вы не…

Он запнулся, глядя, как Чуда отводит глаза. Не может быть.

Но факт налицо, выписанный большими буквами на языке человеческих эмоций.

— Погодите-ка, вы изучаете драконов и никогда не видели ни одного?

— Э-э, я видела рисунки, — виновато призналась Чуда. — И читала очень подробные, хотя и не вполне законченные, описания. Хотя некоторые, честно говоря, откровенно преувеличены.

Она тихонько рассмеялась.

— В одном говорится о существе двадцати футов длиной. Представляете? Я имею в виду — по механике полета существо даже половинной длины…

— Двадцать футов? — снова перебил ее Билл. — Вы думаете, двадцать футов длины — невероятно для дракона?!

Хохот его прозвучал почти истерически. Какое безумие, боже ж мой!

— Но ведь очевидно, — сказала Чуда, слегка отодвигаясь от костра. — Вы только подумайте, какая тяга нужна, чтобы поднять с земли подобное…

После чего до нее наконец-то дошло.

— Так вы видели дракона? По-настоящему? Живого?!

— Видел? — Билл презрительно сплюнул. — Да он похоронил мою гребаную жизнь!

— И он был больше двадцати футов длиной? — тут же спросила Чуда.

Ее тон показался Биллу не слишком вежливым.

— Ну, здоровенные паразитоны, — сообщил решивший встрять Фиркин. — Небесные крысы, я б сказал. Ну, если б крысы летали и жрали скотину.

Взгляд его сделался мечтательным.

— Да, это была бы крыса, ей-богу. Мне б она нравилась. Я б завел такую и звал Лоуренсом.