Чернов отбросил в сторону стул и встретил первых двоих нападавших ударами в челюсти. Молодых демократов швырнуло назад, и они бесчувственными кулями рухнули под ноги переполошенных посетителей.

Юноша с бутылкой широко размахнулся, рассчитывая попасть Димону в голову.

Гоблин чуть отклонился и от души вмазал «христианину» носком ботинка промеж ног. Уши резанул истошный визг будущего кастрата. Димон перехватил согнувшееся тело, вздернул его в воздух и метнул за стойку, едва не прибив несчастного бармена.

Зазвенело.

Шкаф с разнокалиберными бутылками не выдержал удара от прилетевшего тела молодого демократа и развалился. В воздухе распространился аромат дешевого самопального коньяка и прокисшего вина.

– А-а-а! – мимо Чернова пронеслась округлая фигура Нерсесова, размахивающего сверкающим металлическим подносом.

– Осторожно! – рявкнул Гоблин, но опоздал.

Юрик поскользнулся на размазанном по полу мороженом, совершил замысловатый кульбит, миновал застывшего в ступоре Мелонова и со всего маху въехал подносом по физиономии официанту.

Бам-м-м!

Тонкая жесть прогнулась по форме лица работника общепита.

Нерсесов с официантом покатились дальше, сметая легкие пластиковые стулья.

Димон перепрыгнул через столик, походя шарахнул Дыню в солнечное сплетение и погнался за двумя оставшимися демократами. Те решили не искушать судьбу и выскочили на улицу.

Чернов плюнул вслед сбежавшим, вернулся в зал и за ногу вытащил из-под столика блаженно улыбающегося Нерсесова. Журналист-патриот сильно приложился лбом об пол и потому плохо соображал.

Правда, отоваренному подносом официанту было еще хуже.

Гоблин перебросил Юрика через плечо, погрозил кулаком бармену, схватившему телефонную трубку, и ретировался. Не желая терять лишние секунды на размещение бормочущего что-то антидемократическое Нерсесова в салоне джипа, Димон забросил приятеля в багажник, где тот благополучно провел полчаса, пока Чернов проходными дворами вез его в редакцию «Нового Петербурга».

* * *

– Сверим часы, – приказал Рокотов. Командиры групп послушно взглянули на хронометры.

– Шестнадцать сорок две, – сказал Кузьмич.

– Ага, – кивнул Чубаров.

– У меня спешат, – Веселовский перевел минутную стрелку немного назад. – Теперь порядок…

– Время "ч" – девятнадцать пятнадцать, – напомнил занудливый Влад. – Еще раз повторим задачи. Миша?

– Блокируем дорогу на северо-восток и продвигаемся до околицы. Гречко занимает пост на верхотуре. Вернее, уже занял… Идем парами. Я с Никитой, Денис с Антоном. Предварительно минируем трассу.

– На рожон не лезьте, – предупредил Рокотов. – И держитесь подальше от дотов.

– Само собой…

– Леша?

– Перекрываем отход на юг и тропинку на юго-восток. Егор работает с юго-западного склона, мы с Виталиком – по центру, Семен с Данилой поддержит вас справа.

– Что ж, – Влад встал со своего места. – Переодеваемся, и вперед.

Казаки вывернули наизнанку свои комбинезоны и подогнали снаряжение. Лохматый камуфляж из темно-зеленого превратился в грязно-серый, практически неразличимый в сумерках или ночью.

– Все лишнее оставляем, – Рокотов сложил в полупустой рюкзак остатки еды, туго затянул шнур на горловине и первый забросил вещмешок в угол пещеры. – Бог даст, не понадобится…

Отец Арсений замешкался, опуская в рюкзак потертую маленькую Библию, и неслышно вздохнул.

Варданян с Шерстневым навалились на блок подъемника, и поддон с кирпичами медленно приподнялся до уровня второго этажа будущей мастерской по производству фальшивой американской валюты.

Митя, Ираклий и отец Владимир перехватили стропы и втащили поддон на площадку.

* * *

Рафик обессиленно опустился на землю. Виктор вытер пот и уселся рядом, на секунду обернувшись в сторону и отметив, что Лечи Атгиреев набивает уже четвертый косяк за смену.

После казни Якова охрану заложников усилили. Видимо, опасались того, что кто-нибудь из пленников может наплевать на чувство самосохранения и броситься на часового. Атгирееву дали в помощь Али Баграева, такого же молодого наркомана, как и Лечи. На пару они смолили папиросу за папиросой, временами разражаясь бессмысленным кудахтающим смехом и поигрывая потертыми нечищенными «калаша-ми». Их оружие было в крайне запущенном состоянии, но рассчитывать на то, что АК заклинит, не приходилось. Это не М-16 и не «Штейр АУТ», требующие к себе бережного отношения и регулярной смазки. «Калашников» стреляет даже после того, как год пролежал в болоте.

Надежность конструкции самого массового автомата в мире оборачивалась против пленных.

– Вот сволочи, – шепнул Варданян. – У них же есть дизель-генераторы и лебедки… На хрена мы вручную второй этаж загружаем?

– Окстись! – Шерстнев привалился спиной к стене и полузакрыл глаза. – Про лебедки вспомнил! Они с их помощью шкуры грузят…

– Вот я и говорю…

– Забудь! Меньше будешь рот открывать, дольше проживешь.

– Сами себе же все портят…

– А им-то какое дело? – хмыкнул Виктор. – Ты думаешь, они хоть в чем-то разбираются? Вон, Ираклий три ряда положил почти на чистый песок… Кто-нибудь это заметил? Как бы не так! Через год песочек размоет и стены обвалятся… Причем внутрь. Вместе с перекрытиями…

Варданян тихо хихикнул.

Хозяева бесплатной рабочей силы не понимали, что своими издевательствами они только возбуждают фантазию рабов, и те раз за разом придумывают очередные пакости, должные изрядно навредить тем, кто будет пользоваться результатами их труда. То же происходило в концлагерях во время второй мировой, когда заключенные, поставленные на конвейеры, приводили в негодность две трети выпускаемого вооружения.

Причем внешне все было нормально.

Однако ракеты ФАУ били мимо цели, у отремонтированных истребителей и штурмовиков отказывали системы подачи топлива, артиллерийские снаряды частенько взрывались прямо в казенниках орудий, гусеницы слетали с танковых роликов в самый неподходящий момент.

Раб не заинтересован в качестве. Его задача – сохранить максимум собственных сил при минимуме отдачи и изобразить кипучую деятельность на глазах у охраны. А если получится, еще и что-нибудь испортить.

Руководство саботажем взял на себя Туманишвили, имевший изрядный опыт строительных работ. По его советам остальные заложники неправильно выводили уровни, клали крепежные балки не в том месте, где следует, произвольно меняли состав раствора, при закладке фундаментов в траншеи незаметно подбрасывались куски дерева и обрезки кровельного железа – в застывшем бетоне образовывались огромные каверны, в которые тут же просачивались грунтовые воды. Любое построенное руками пленников здание через два-три года приходило в полную негодность и грозило обвалиться на головы тем, кто будет в нем находиться.