— Я слышал. Но только — как бы ты сказал, Луис — из вторых рук. Говорят, что такие странные сны бывают иногда у людей, которые пили Чай Сновидений вблизи запрещенной территории — Плохой Страны. Немногие осмеливаются говорить о подобных вещах в открытую, а Данна еще очень, очень молода для Мудрой Женщины. Она, по всей видимости, никогда об этом не слыхала, но женщины постарше из моего клана знают о таких снах и считают их предостережением злого духа — во всяком случае, именно такое объяснение мне доводилось слышать. Я занес этот факт в свой тайный архив, потому что сам собирался когда-нибудь отправиться в Плохую Страну — хотя бы перед смертью.

Мюллер встал и принялся расхаживать по комнате, заложив руки за спину.

— Подобные вещи — предмет моего особого изучения. Я прочел о них все, что мог, на пяти языках, и еще больше переводов. Мне знакомо действие большинства земных и марсианских галлюциногенов, от катышков пейотля до мутировавшей Rauwolfia — это из нее добывают главный ингредиент для чая, которым ты угощался, Слейтер. Но вот что мне так и не удалось изучить, так это темпоральные эффекты, расстояние во времени и пространстве, которое покрывают иногда эти случаи. Элемент предвидения и в самом деле существует, и применение галлюциногенов действительно, хотя и смутно, показывает будущее, а иногда и прошлое. Правда, у меня никогда не хватало смелости спросить, какие сведения имеются на сей счет в архивах разведслужбы. Должно быть, боялся выговора.

Он вдруг резко повернулся, остро глянул на Слейтера:

— Насколько сильным было ощущение, что ты что-то узнал, что-то показалось тебе знакомым?

— Ну... трудно сказать, сэр, но достаточно сильным, чтобы я счел это важным. Я в жизни так не пугался, но все же помню, что кое-что заметил. Мне просто никак не удается вспомнить, что именно.

— Хм, вот как! А ведь ты у нас не из трусливых. Что ж, отложим покуда эту тему и поразмыслим над ней позже. Иначе ты никогда уже не разберешься в этой головоломке. Теперь об этом жутком лодочнике. Он тебе что-нибудь напомнил? У меня есть на сей счет одна идея, но я предпочел бы повертеть ее в голове, прежде чем озвучить.

— Да нет, ничего особенного... это просто было нечто чужое и злобное. Постойте! Да, у меня было одно странное чувство! Что если... если снять шлем с головы этого существа, я увидел бы точно такое же лицо, как на медальоне Данны.

При этих словах старый консел остолбенел, и Слейтер запоздало понял, что о медальоне упоминать не стоило.

Он подробно описал медальон. Было очевидно, что Тау Ланг потрясен.

— Луис, — сказал он отрывисто, — и ты тоже, молодой Слейтер, если это правда, то твои слова просто чудовищны. Луис, ты знаешь об Истинных Людях больше, чем любой из вас. Мы с тобой вместе лелеяли план установить на Марсе мир — план, который мы строили столько лет. Но этого не должен знать не то что чужак — даже не всякий потомственный член клана. Медальоны Мудрых Женщин и те медальоны, что носим мы, конселы, даются на тайных церемониях, о которых никто посторонний не может услышать под страхом мучительной смерти. — Он смолк. Лицо его застыло угрюмой маской, шрамы воина-старейшины вздулись на морщинистом лбу. — Я никогда даже не упоминал о своем медальоне, кроме как равному. Я и сейчас его не покажу. Он вот здесь... — Тау Ланг похлопал себя по груди. — Но вам обоим я по секрету скажу, что он, хотя и меньше, похож на медальон Данны. Молодой Слейтер, ты понимаешь, что говоришь о священнейшей нашей реликвии? — В голосе консела прозвучала неподдельная боль. На лбу его выступили крупные капли пота.

— Спокойно, старый друг, спокойно! — глубоким уверенным голосом отозвался Мюллер. — Ты — консел и воин-старейшина, а не дитя. Ты вдруг понял, что Истинные Люди, быть может, столетиями находятся во власти какой-то враждебной силы, что вашу священную тайну всучила вам некая сущность, которая использует в своих интересах тебя и твой народ. Возможно, это так, а может быть, и нет. Чай Сновидений частенько говорит полуправду и нередко — чистой воды фантазию, в которой вовсе нет правды, а просто отражение личности того, кто видит сон. А потому — соберись с духом. Если — я повторяю, — если существует какая-то связь между вашими медальонами и злом, которое мы ищем, то тебе понадобится вся твоя сила духа, чтобы распутать паутину зла. Нет времени печалиться над былыми ошибками. Мы должны быть настороже, смотреть в оба и искать новые идеи, толкования. И ты больше не одинок. — Он наклонился и легонько похлопал друга по плечу. — Когда-нибудь, если захочешь, ты сам мне расскажешь, откуда взялись у вас эти медальоны.

Ланг успокоился.

— Ты прав, я не могу позволить себе быть слабым. Спасибо тебе, Луис. Как ты сказал, в таком деле лучше не быть одному. Мы... — Он осекся, склонив голову набок. — Сюда спешит гонец. Думаю, к тебе.

Все вскочили, услышав лихорадочный стук в дверь. Мюллер открыл, и запыхавшийся сержант отдал честь и вручил ему ленту телетайпа.

— Полковник, дежурный офицер сказал, что это очень срочно, поэтому я бежал всю дорогу.

— Спасибо, сержант, вы поступили правильно. Никому ничего не говорите и то же самое передайте дежурному офицеру и телетайписту, который принял сообщение. Ясно?

— Есть, сэр! — И сержант мгновенно исчез в коридоре.

Мюллер перечел сообщение и вздохнул.

— И надо же, чтобы это случилось именно сейчас! Чертово невезение! Впрочем, нет — клянусь Богом, в жизни не поверю, чтобы это было всего лишь невезение! Слишком много совпадений — уже закономерность. — Он сунул ленту Слейтеру. — Вот, прочти вслух.

Слейтер, борясь все с той же усталостью, медленно прочел сообщение, состоявшее из восьми слов: «Пелхэм бежал. Вероятно направляется вашу сторону. Подробности позже».

Слейтер отметил, что под текстом стоит подпись губернатора Марса.

Услышав это, Тау Ланг опустился в кресло. История Пелхэма была хорошо известна даже в дебрях рукка. Никому из них не нужно было спрашивать, кто такой Пелхэм. Даже если бы на планете была тысяча людей с такой фамилией, сам факт, что сообщение послано лично губернатором, ясно говорил, кто имеется в виду. Существовал только один Пелхэм, который мог удостоиться подобной чести.

— Итак, Джуниус Брутус Пелхэм снова на свободе, — проговорил Мюллер. — Джей-Би. — В его негромком голосе прозвучала задумчивость, словно он не обращался к собеседникам, а вспоминал вслух.

В течение пяти лет, долгих марсианских лет, опаснейший человек на планете находился за решеткой. Хитроумные адвокаты, оплаченные большей частью награбленного, которое Пелхэм надежно спрятал, а правительство, как ни старалось, не сумело отыскать, — эти адвокаты смогли спасти его от камеры смертников. Но добиться большего им не удалось. Пожизненное заключение — лучший вариант, который они смогли выбить для Пелхэма, да и то в поселениях колонистов едва не вспыхнул бунт при этом известии. Ибо Джуниус Брутус Пелхэм, или Джей-Би, как его все называли, не был ни заурядным преступником, ни даже обыкновенным убийцей. Он был чудовищем, осколком века Аттилы или Тимура, или, если брать более недавний пример, извращенного ублюдка, создавшего германский нацизм. Убийца из убийц, Пелхэм был вдобавок преступным гением. И более того потому, что этот человек умел привлекать сторонников, — людей, которые и сами по себе не были обыкновенными преступниками, людей незаурядных, которые считали Пелхэма своим Мессией.