– Ты всего лишь слуга в этом доме и не должен пытаться приблизиться к моей дочери. Я нанимал учителей для нее, а не для тебя, – заявил инквизитор, сверля Ниола взглядом.

«Она тебе вовсе не дочь. И я один из немногих, кто знает правду», – подумал мальчик. Он почувствовал, как шею и плечи сковало неприятное напряжение. По спине прополз холодок. Чтобы унять дрожь в руках, Ниолу пришлось крепко сжать кулаки. И все же он нашел в себе силы сказать:

– Что в этом плохого? Я тоже хочу научиться читать и писать.

– Ты грязный мальчишка, полукровка, метис, зачем тебе грамота?

– Я не грязный, – возразил Ниол. – Мама говорила, что все мапуче каждый день, зимой и летом, моются в ледяном источнике, который течет с гор. Грязны белые люди – их тела, одежда, жилища, их города, а особенно души.

Взгляд Армандо из сурового сделался гневным. Ниолу почудилось, будто в «сером человеке» внезапно проснулось чудовище, которое норовит запустить свои щупальца в его душу. Ему хотелось глубоко вздохнуть, но почему-то не получалось. И все-таки мальчик продолжал смотреть прямо в глаза Армандо, который пытался втянуть его в темный омут своего разума, а потом смять, раздавить.

У Армандо ничего не вышло. Глаза Ниола были похожи на две звезды, погасить которые был в силах только Бог. Его воля была подобна стальному клинку, который Ниол без колебаний скрестил бы с любым неприятелем. Инквизитору еще не доводилось переживать столь позорного поражения.

Внезапно Армандо сорвался с места и бросился к мальчишке. Носок жесткого кожаного ботинка резко и больно ударил Ниола в бок.

– Не смей мне противиться! – вскричал он.

Армандо тяжело дышал, пытаясь унять безудержную ярость. Уязвленная гордость мешала ему признать в Ниоле достойного противника. Инквизитор не знал, что ему делать. Вышвырнуть индианку с мальчишкой на улицу? Но Химена в самом деле умела готовить: она добавляла в пищу какие-то травы, отчего блюда приобретали изысканный вкус. Индианка была немногословна, держалась незаметно; и она, и мальчишка безропотно выполняли все поручения. В доме было чисто, и Николас с успехом приводил в порядок сад.

Едва ли Химена могла научить Паолу чему-то плохому или подать дурной пример, как другая служанка. Индианка выходила из дома только по делам, не увлекалась слухами и сплетнями, а главное – не интересовалась мужчинами. Она не была способна заменить Паоле мать и тем самым отнять ее у Армандо.

Мальчик смотрел на Армандо не с обидой, а скорее с непониманием. Внезапно инквизитор вспомнил себя, маленькое осиротевшее существо, которое вело непримиримую борьбу с огромным враждебным миром, и смягчился. В конце концов, происхождение этого мальчишки никогда не позволит ему по-настоящему приблизиться к Паоле. В этом смысле он не опасен, опасны будут другие, те, что появятся в далеком будущем.

Армандо вздохнул. При всех своих способностях он был не в силах сражаться с природой. Он не мог запереть Паолу, укрыть ее от мужских взглядов, а между тем она обещала стать красавицей, как и ее мать. К тому же на свете еще не рождалась женщина, которая не желала бы нравиться мужчинам. Даже самые добропорядочные сеньориты поддаются искушению ускользнуть из домашнего заточения, смешаться с толпой горожан и получить тайные знаки внимания со стороны бравых кабальеро!

Его чувства, направленные на эту девочку, светлы и безгрешны, но придет время, и найдется немало молодых повес, которые с восторгом согласятся продать свою душу за обладание ее телом!

Очнувшись от мыслей, Армандо вспомнил о Ниоле и устало произнес:

– Ладно, учись. Но при этом не забывай о своих обязанностях. Кстати, ты носишь крест?

Ниол молча извлек на белый свет крестик на тонкой цепочке, который дала ему Паола в обмен на индейский амулет.

– Хорошо. Иди. – Армандо чувствовал себя обессиленным. – И пусть сюда придет моя дочь.

В ожидании Паолы инквизитор пытался найти новое место для своего дневника. Теперь, когда в доме появились посторонние, следовало получше спрятать тетрадь, которой он доверял свои тайные мысли. Подумав, Армандо положил дневник в нижний ящик бюро, запер его, а ключ повесил на шею.

Вскоре девочка переступила порог кабинета. Она заметно оживилась и посвежела. И все же Армандо видел в ее глазах испуг, мужество, смирение, но не любовь.

– Ты довольна своей комнатой? – спросил он.

– Да, – ответила Паола и с усилием добавила необходимое слово: – Отец.

– Тебе нравится учиться?

– Да, – повторила девочка.

– К сожалению, в нашей жизни очень много искушений и греха. Я вызволил тебя из монастыря и вернул в мирскую жизнь, и все-таки ты должна побольше думать о Боге и помнить о том, что под пурпуром роз скрываются шипы. Будь благочестивой и скромной, и у тебя будет счастливая жизнь, – промолвил инквизитор и добавил: – В воскресенье я свожу тебя в церковь.

Паола кивнула и спросила:

– Можно с нами пойдет Николас?

– Только в том случае, если к нему присоединится Химена, – сказал Армандо, понимая, что индианка никогда этого не сделает.

Он не знал, о чем еще говорить с девочкой, и вскоре отослал ее обратно.

Оставшись один, Армандо снова вздохнул. Кругом скрывались враги. Одним из них был Мануэль Фернандес, который томился в мадридской тюрьме.

Три месяца назад инквизиционный трибунал передал дело Мануэля светскому суду, а тот приговорил отца Паолы к двадцати годам тюремного заключения. Армандо приложил к этому руку: если бы преступника отправили на галеры, он мог бы бежать. В этом смысле мадридская тюрьма представляла куда меньше опасности. К сожалению, Армандо не удалось добиться смертного приговора; оставалось утешаться тем, что он сможет следить за жизнью соперника, если так можно назвать существование в застенках. Скорее всего, Мануэль Фернандес умрет, не дожив до освобождения. Возможно, через двадцать лет в живых не будет и самого Армандо. Такие мысли немного успокаивали.

В воскресенье Армандо в самом деле отправился с Паолой в церковь. Ниол и Хелки остались дома. На вопросы любопытных инквизитор решил отвечать, что девочка – его племянница, дочь умершей кузины.

Медленно шагая по улице, он крепко держал Паолу за руку и не глядел по сторонам. Солнечный свет рисовал на стенах зданий золотые узоры, тени деревьев покрывали мостовую тонкой причудливой сетью. Кое-где в полуоткрытые ворота были видны внутренние дворики, откуда тянуло приятной свежестью.

Паола все еще носила монастырское платье, и Армандо вздрагивал всякий раз, когда видел прозрачную, как дым, накидку из тюля или тонкого шелка на прелестной головке какой-нибудь сеньориты, вышитые яркими нитками атласные туфельки, кружевные мантильи, черепаховые гребни, золотые и серебряные украшения. Как уберечь Паолу от того, чтобы в будущем она не сделалась похожей на этих бесстыдных юных прелестниц?!

Армандо пытался развлечь девочку историями о добропорядочных женщинах, спасавших народы, страны и города, о высоких поступках Юдифи, Деворы, Эсфири.[7] Он обладал даром рассказчика; постепенно Паола увлеклась тем, что говорил «серый человек», и его рука перестала казаться ей жесткой и грубой.